думал, что
будет обычный вагон...» — сказал он и вновь засвистел еще громче.
Я слышу теперь эту ликующую трель, распадающуюся во времени, и понимаю, 
теперьDто
я понимаю, какие в ней были затаены горестные предчувствия, как обманно было ее 
ликование.
Вот точно так же и военные оркестры, играющие бравурные марши, ну, самые что ни 
есть... —
не сулят ли печали и утрат? Но это я понимаю лишь теперь.
Оказалось, что в соседнем купе обосновались двое американцев, муж и жена, и 
Шалико,
покуривая в коридоре, познакомился с ними. Они тоже ехали в Нижний Тагил. 
Сайрус Норт
неплохо говорил поDрусски. Он был инженеромDметаллургом. Он обожал социализм и 
мечтал
принести русской революции пользу. Громадный, тучный. Лицо мечтателя. Очки в 
роговой
оправе. Тонкие красные подтяжки, приводящие Ашхен в смятение. Шалико нужно было 
ее
успокаивать и объяснять, что у американцев так принято: подтяжки наружу, они 
все такие, не
обращай внимания... Ну, подумаешь — а в общемDто что в том плохого?.. «ВсеDтаки 
подтяжки»,
— пожимала плечами суровая армянка. Жена инженера Норта, Энн, Аня, старательно 
зубрила
русский, поддакивала мужу, беспрерывно улыбалась. Шалико и Норт обменялись 
куревом.
Шалико угостил Норта «Казбеком», отчего инженер долго кашлял. Норт достал 
металлическую
коробочку и проделал фокус: он уложил на дно коробочки листок папиросной бумаги,
 насыпал
на нее горстку ароматного табаку, захлопнул крышку и дернул за короткую 
ленточку. Тотчас из
коробочки выскочила аккуратная сигарета, которую закурил Шалико. Все были 
поражены
замечательным приспособлением. Шалико тут же под смех окружающих принялся 
сооружать
подобное же, используя пустую коробку изDпод «Казбека». Инженер расточал советы 
и
комплименты. Ванванча сотрясала гордость за отца.
Ко времени обеда прибор был сооружен, и все радостно ахнули, когда из наспех
прорезанной ножом щели выскочила готовая сигарета. Норт похлопал Шалико по 
плечу. Аня
хохотала на весь вагон и кричала «браво!». Редкие молчаливые пассажиры в вагоне
поглядывали на распахнутую дверь купе неодобрительно.
За окнами тянулась бесконечная тайга, приводящая американцев в сильное 
возбуждение.
На маленьких станциях было грязно. Платформы заполняли серые унылые толпы, и 
Ашхен
очень расстраивалась, что американцы видят нашу страну столь неприглядной. «Что 
они
подумают! — шептала она Шалико. — Ну, что же это такое!..» Он успокаивал ее 
тоже шепотом:
«Ну, о чем ты? О чем?.. Они же понимают, что сразу ничего не бывает. И потом у 
них там
сейчас кризис — это еще страшнее...»
Сайрус Норт на все смотрел с восхищением. Крупное лицо его сияло, хотя в этом 
сиянии
улавливалась некоторая зыбкость.
Марию тоже удручали станционные платформы, хотя она не высказывала своих 
огорчений,
щадя Шалико. Ей были непонятны и таежные пространства, и вообще бескрайность до
горизонта, и вообще само понятие горизонт. Отсутствие надежной границы, видимой 
и даже
осязаемой, меж пятачком, на котором находишься ты, и бесконечностью — это никак 
не
68
укладывалось в ее кавказском сознании. Где горы? Где уютные рощи, доступные 
глазу? Где
извилистые дороги над бурными речонками? Лишь таежное море и редкие 
возвышенности, и
вдруг степь, не имеющая окончания, и вдруг река, текущая в неизвестность, и 
дорога без начала
и без конца... Ее мучил, шел за нею следом Кавказ, шелестящий и благоухающий 
гдеDто совсем
рядом, за спиной, и мучило отсутствие Степана. Бедность и добропорядочность не 
продлили
ему дней, хотя давешний претендент на ее руку, миллионер Дадашев, ушел еще 
раньше. В
глубокой тайне от всех окружающих она иногда вспоминала себя в том прошлом, в