сыне и скучая,
а может быть, и тоскуя, спокойна за него, и она может отдаваться своему делу, 
служить своему
долгу полноценно, вдохновенно, страстно. И чувство благодарности к Сильвии и 
Марии
переполняет ее.
— Вот, — говорит тетя Сильвия Ванванчу, — послушай, что тебе пишет мама.
Ванванч тянет руку к письму, но она отстраняет его.
— Нет, нет, — говорит она, — это мне письмо, подожди, но тут есть коеDчто и для 
тебя.
Вот послушай... мой дорогой Кукушенька, как ты поживаешь? Я по тебе очень 
соскучилась.
Слушайся тетю Сильвию и бабушку. У нас произошло вот что: Каминские уехали в 
Париж
насовсем. Они не захотели жить в нашей счастливой стране. Однако знаешь, что 
самое
интересное? Это то, что Жоржетта отказалась ехать с ними! И ты знаешь, что она 
сказала?
Она сказала, что она пионерка и к капиталистам не поедет, представляешь! Ее 
очень
уговаривали, а Юзя Юльевна даже плакала, но Жоржетта была непреклонна и 
осталась с
Настей.
— А дальше? — спрашивает Ванванч, задыхаясь.
— Дальше это уже мне, — говорит тетя Сильвия.
— Ну и дура эта Жоржетта! — смеется Люлю.
— Помолчи, — говорит тетя Сильвия, — много ты понимаешь!..
Внезапно Ванванч подбегает к окну. С ним чтоDто происходит. Он вцепляется 
пальцами в
кремовую занавеску на окне. Голова его задрана. Он втягивает воздух разинутым 
ртом, еще,
еще, грудь его раздувается, глаза выпучены многозначительно... Куда он смотрит, 
куда? Куда?
Тонкий звук повисает на губах и слетает с них, и усиливается, и улетает прочь...
 Куда? Куда?..
Напряжение его столь велико, что кажется: еще немного — и рухнет потолок, и 
закачаются
49
стены. Однако звук, выплескивающийся из него, слаб, чист и мягок. Он как 
струйка. Куда он
течет? Куда стремится? Куда? Куда?.. Сильвия, вышедшая на кухню, стремительно
возвращается... Куда, куда, куда вы удалились, златые дни моей весны?.. Люлюшка 
хохочет.
«Что случилось?!» — спрашивает тетя Сильвия. «Мама, — хохочет Люлю, — он поет 
арию
Ленского...»
В этот момент входит Вартан и застывает в изумлении. «Кукушка», — поDкупечески
выдергивает из бумажника хрустящую рублевку и пытается протиснуть ее в щелку 
копилки.
«Нет, нет! — кричит Ванванч, отводя сову. — Не надо бумажку! Надо копеечку, 
копеечку!..»
— «Что ты делаешь, Вартан? — сердится тетя Сильвия. — Зачем ему нужна твоя 
бумажка?»
— «Ему золото нужно», — говорит Люлю. Вартан недоуменно вскидывает брови. «Ах,
золото?..» — и выгребает из кармана пригоршню монет и тянет руку к сове, но 
Ванванч отводит
сову. «Нет, — говорит он серьезно, — нужна только одна монета, чтобы была твоя 
монетка,
понимаешь?..» — «А знаешь, сколько можно мороженого купить на эти деньги? — 
спрашивает
Вартан. — Бери, бери...» Ванванч выбирает копеечку, и она проскальзывает в 
отверстие и
долго обиженно звенит там, устраиваясь среди прочих...
7
Еще неведома моему герою удручающая истина, что все — однажды: и дождь, и слово,
 и
пейзаж, и за повседневным мельканием не слышна музыка утрат. И когда тетя 
Сильвия,
оторвавшись от книги, спрашивает неведомо кого, не Ванванча, не Люлюшку, а 
пустое
безответное пространство: «Что вы будете делать, когда я умру?», Люлюшка корчит
уморительную рожу, а Ванванч говорит, обнадеживая: «Не умрешь».
И вот они едут в поезде по Грузии, читают, смотрят в окно, считают лампочки в 
туннелях,
обгладывают куриные косточки, лакомятся припасенной дыней. Затем ранним утром
следующего дня погружаются в белесое облако, пронизанное золотыми стрелами 
восхода, и
чистые домики Батума окружают их.
Дядя Саша, папин брат, встречает их и сопровождает до морского порта. Он похож 
на