|
Ванванчем. «А это кто?» — «Это мой племянник, — говорит Рафик небрежно, — это
сын
моей сестры... Она знаешь кто? В Москве живет. Она большой человек там. Ее муж
знаешь
кто? Ааа, вот тоDто... мой зять...» Потом машина ломается, и он залезает под
нее и кряхтит, и
все проклинает, а знакомая упархивает, похохатывая. Потом они едут дальше, и
рядом с
Ванванчем сидит уже другая знакомая, очень похожая на ту, первую, и ей тоже
объясняет Рафик
происхождение Ванванча, а она говорит лениво: «Рафик, отвези меня на базар, ну
что тебе
стоит? Отвези, ну...» — «Не могу, — говорит Рафик, — клянусь мамой, не могу:
меня уже
начальник ждет, черт бы его побрал совсем! Вечером в Дидубе поедем, хочешь?..»
Дома тетя
Сильвия ругает Рафика, он пытается чтоDто объяснить, но она говорит ему: «Иди,
иди к своим
девкам!..»
Ванванч никак не может понять, откуда тете Сильвии все известно и почему Рафика
нужно
ругать за этих толстых хохотушек, которым было так весело в автомобиле. «Они
что, молодые?»
— спрашивает Люлю. «Нет, совсем старые, — говорит Ванванч, — такие же, как
Рафик».
48
Люлю хохочет во весь свой большой рот. «Что такое! — кричит тетя Сильвия. — Что
ты
орешь?» — «Я не ору, — обрезает ее Люлю, — я смеюсь, понимаешь? Мне смешно...»
— и
плачет. Тетя Сильвия в смятении, это хорошо видно. «Не напрягайся, — говорит
она умоляюще,
— я же тебе говорю. Тебе вредно напрягаться... Ну хорошо, прости меня, я
погорячилась...»
— «Люлюшка, не сердись на маму, — говорит Вартан и гладит Люлю по головке, и
целует
тетю Сильвию в щеку, и щекочет Ванванча под мышками, — мама нервничает, потому
что
жизнь нелегкая... вот и все... а теперь уже все хорошо, да, Сильвия?» — «Ладно,
Вартан,
хватит болтовни, — говорит тетя Сильвия поDкомандирски. — Отправляйся, куда я
тебе
сказала...» Вартан подмигивает Люлюшке и отдает тете Сильвии честь.
Чтобы утешить Люлюшку, Ванванч извлекает свою копилочку, сову малинового цвета
со
щелочкой на самой макушке. В ней уже позвякивает мелочь: дедушкин пятачок и
копеечка
бабуси, это словно капельки червонного золота, расплавленного в их жарких
ладонях. Вот они
летят, горячие и мягкие, и попадают в узкую щелочку и вливаются в нее,
мгновенно принимая
ее форму, и успокаиваются с долгим золотым звоном на самом ее дне. Люлюшка
слушает с
восхищением, тетя Сильвия делает большие глаза. Этот звон затихает не сразу, и
он
прослушивается едваDедва, словно бабуся и дедушка переговариваются домашним
шепотом
на непонятном загадочном языке.
И в какуюDто из редких минут умиротворения и покоя тетя Сильвия подносит к
отверстию
копеечку, белые холеные ее пальцы разжимаются, и медный кружок проваливается во
тьму. И
Люлюшка уже изготовила свое золото. Голоса монеток переливаются в совиной
утробе, и
Ванванч с горечью думает, что не догадался попросить о том же папу и Рафика, и
Жоржетту, и
маму, чтобы теперь слушать их приглушенные голоса... А сколько же еще тех, кого
он знает и
любит, чье звонкое участие должно упасть в эту пузатую сову: и бабушка Лиза, и
дядя Миша, и
Коля, и Вася, и Гоар, и Оля, и Галактион, и Нерсик...
Завтра тетя Сильвия, Люлюшка и Ванванч уезжают в Евпаторию. Вартан будет
трудиться
в Тифлисе, посылать деньги им к морю, и папа будет трудиться будто бы и здесь,
но гдеDто
недосягаемый. Мамочка в далекой теперь уже Москве. Она не оченьDто балует
оттуда письмами.
Ей некогда, как и папе. И потом это такое счастье, что есть Сильвия — надежная,
практичная,
такая сильная и влюбленная в Ванванча. И Ашхен, время от времени вспоминая о
|
|