чугунного горшка, стоящего на столе, вырывался пар.
Звякали ложки о миски. Было обеденное время. Было душно. Ванванч проглотил 
слюну.
Саня быстренько разделся, достал с полки рогатку и протянул Ванванчу. Ванванч 
принялся ее
рассматривать, а Саня ловко уселся за стол и потянул к себе тарелку со щами. За 
столом сидели
двое: бородатый старик и мужчина в спецовке. На Ванванча почти не обратили 
внимания. Только
женщина у печки хмуро сказала Сане: «Чего самDто уселся, а товарища бросил!..» 
Саня тотчас
оборотился к Ванванчу: «Ну, давай садись же, чего стоишьDто?..» — «Нет, спасибо,
 — сказал
Ванванч, — мне идти надо». — «Надо, так иди...» — сказал мужчина в спецовке и 
принялся
за щи. Ванванч собирался уже выйти, как Саня сказал ему, подмигивая: «А дед наш 
тюрю
любит!..» — «А как же, — усмехнулся дед, — хорошее дело». И изумленный Ванванч 
увидел,
как дед накрошил в миску хлеба, затем лука, посолил и залил все это водкой из 
бутылки, и
спиртной запах тотчас потек по комнате. Затем он крякнул и принялся есть это 
ложкой. Мужчина
сказал: «Эх бы мне такую тюрю!..» — «А чего ж? — спросил дед. — Кто не велит?» 
— «Мне
в смену идти, — сказал мужчина, — у нас это строго».
Вдруг туман рассеялся. Ванванч увидел черные бревенчатые стены, маленькие 
тусклые
окна. Женщина скользила от стола к печке. Ванванч подумал, что у него дома все 
совсем не
так: и чисто, и светло, и «ЭЧСD2», и книги... Он положил рогатку на крышку 
бачка и сказал:
«До свидания». — «Ну как рогаточка?» — спросил Саня. «Хорошая», — сказал 
Ванванч,
выходя. За спиной крякал дед, звенели ложки. Запах щей и водки потянулся следом 
и долго не
отставал. Он рассказал маме об увиденном. Она поморщилась и сказала: «Ну, что 
ты, это была
не водка... Наверное, постное масло...» — «Нет, нет, — сказал Ванванч, — я 
видел...» Она
пожала плечами.
В их классе на стене висел знаменитый лозунг: «Пролетарии всех стран, 
соединяйтесь!»
Теперь, когда он вчитывался в эти звонкие слова, перед ним возникала темная 
изба Карасевых
— известных в Тагиле сталеваров, и какаяDто печальная несуразица поселялась в 
его голове.
Кончилось тем, что и отец ЮDшина, известный китайский сталевар, померк и 
превратился под
пером Ванванча в знаменитого токаря. Затем он поведал Саре об увиденном, но она 
не
удивилась, только улыбнулась, как всегда, загадочно и снисходительно. Это его 
почти утешило.
Но оказалось, что это еще не все. Оказалось, что неприятности ходят парами. Тут 
же
добавилось маленькое происшествие, сущий пустяк, который почемуDто уже не 
забывался.
Стоило Ванванчу воротиться с «неудом» домой, как тотчас к нему в комнату 
заглянул
бесцеремонный папин шофер, заехавший на минуту с какимDто поручением. Отрощенко.

Заглянул и спросил поDсвойски: «Ну, как дела?..» А Ванванч в этот момент крутил 
себе в чашке
по бабусиному предписанию гогольDмоголь из двух желтков и уже готовился 
проглотить себе в
утешение первую ложку, как возник шофер. «Что крутишь?» — спросил Отрощенко, 
наклонив
голову. «ГогольDмоголь», — сказал Ванванч и приблизил ложку к самому рту. «Это 
что ж,
кушанье, что ли? — спросил гость с интересом. — А ну, дайка...» И вожделенная 
ложка
направилась к его рту. Толстые влажные губы шофера раскрылись, втянули в себя 
золотую
снедь, высосали ее всю, большой язык вылизал остатки, и эту облизанную ложку 
оторопевший
Ванванч опустил в чашку, зажмурился... «Ну, давай теперь ты, — сказал Отрощенко,
 — ух,
хороша гогельDмогель!» — «Я потом», — сказал Ванванч, отставляя чашку. Бабуся 
ахнула,
когда час спустя увидела нетронутое лакомство. Ванванч соврал, что ему