А Иза сказала
со свойственным ей прямодушием: «Ты, Ашхеночка, закусила губку не потому, что 
со мной не
согласна, а потому, что ощущаешь некоторый противный резон в моих словах. Не 
правда ли,
Ашхеночка? Ну, признайся, признайся, дорогая... Нет?.. Нет?.. Впрочем, как 
знаешь».
Мария тихо плакала, ничего не понимая.
А Ванванч плыл с Сарой Мизитовой по вечернему Тагилу. О чем они говорили, не 
помню.
Впрочем, может быть, о цирке, мимо которого проходили. Ванванч там бывал. Его 
водила мама
на соревнование борцов. Это были настоящие силачи. Это было международное 
первенство.
Борцы съезжались со всех стран, чтобы помериться силами именно здесь, в Нижнем 
Тагиле.
Они были хорошо известны публике, и за их схватками следили, затаив дыхание. 
Любимцем
был Бено Шааф. Это был самый молодой из борцов. Прекрасный немец, никогда не
проигрывавший. Шпрехшталмейстер, объявляя борцов, которых все знали и бурно
приветствовали, делал маленькую паузу и торжественно восклицал: «Бено Шааф! 
Германия!
Чемпион мира!.. Прямо с мирового первенства приехал к нам!.. В Нижний Тагил...» 
Что тут
начиналось. Господи Боже! Ведь не в Париж, не в Лондон, не в Москву, а прямо в 
Нижний
Тагил!.. Некоторые не верили. Ванванч сам слышал, как над шпрехшталмейстером
подтрунивали. Но он верил. Он не хотел сомневаться.
Были и другие гиганты: например, негр Франк Гуд из Америки; толстый, 
низкорослый и
злой Циклоп из Греции; Василий Ярков — непобедимый самородок с волжских 
берегов; Михаил
Боров — ученик самого Ивана Поддубного, и многие другие. Обычно боролись строго 
по
времени. Но иногда объявлялась бессрочная до результата. Это было самое 
захватывающее.
Циклоп всегда проигрывал и сильно злился, что вызывало смех. Его презирали за
самонадеянность и истеричность, и когда он проигрывал, цирк сотрясался от 
хохота. У каждого
из борцов были особые признаки, и если несчастный Циклоп был знаменит 
истериками, то
есть он, проиграв, катался по арене, бил по ковру кулаками и пытался укусить 
рефери, то
Михаила Борова знали как мастера мертвой хватки, а любимец Бено Шааф поражал 
всех своих
умением освободиться из любых клещей и тут же с помощью двойного нельсона 
бросить
соперника на лопатки.
И вот они прогуливались возле цирка. Из его деревянных недр вылетали 
аплодисменты,
музыка и крики... Ванванч вспоминал, как они с мамой приходили на представление,
 мама
протягивала контролеру коричневую книжечку, и контролер расплывался в улыбке, 
кивал, звал
когоDто, обернувшись... Их сопровождали в ложу, и они сидели на мягких стульях, 
отделенных
деревянным барьером от остальной публики, которая разглядывала их с откровенным
интересом. Нравилось ли Ванванчу быть за барьером? Мама была строга и пасмурна, 
она
старалась не смотреть по сторонам и шепотом говорила Ванванчу, тыча пальцем в 
барьер:
«Какая глупость, правда? Что это они придумали какуюDто глупость!..» Но Ванванч 
не успевал
осмыслить сказанное. Вспыхивала музыка, и все сливалось в предвкушении 
волшебства... А
сейчас он подумал о том, что хорошо бы было показать все это и Саре.
96
...Жизнь продолжалась. Уже был близок новый, тридцать седьмой год. Ванванч 
чувствовал
себя взрослым. В мае ему предстояло отметить свое тринадцатилетие.
Однажды после школы он по пути зашел к Сане Карасеву. Отец Сани был металлургом.

Он был хозяин доменной печи. Саня обещал показать Ванванчу новую рогатку. Они 
подошли к
старой черной избе, поднялись по скрипучим гнилым ступенькам, распахнули такую 
же дверь,
и Ванванч замер на пороге. Сизый туман клубился по темной комнате. В нем 
плавали, колыхаясь,
большая русская печь и деревянный стол, и за столом — человеческие фигуры. Из 
большого