Сара вдруг
сама взяла его за руку. О чем они говорили? Сейчас не вспомнить. Может быть, о 
Тифлисе, а
может, и о классовой борьбе, или об Арбате, или о Робинзоне Крузо... На Саре 
было черное
пальтишко из старенького плюша и синяя шапочка с тесемками под подбородком. Он 
слышал
ее шаги. Они звучали рядом. Все было как в сказке.
Когда же он, проводив ее, воротился, мама встретила его на пороге, вскинув 
изумленные
брови. Растерянная улыбка на ее лице казалась неестественной — так это на нее 
не было
похоже. Он почемуDто подумал, что его ждет сюрприз. Он подумал, что, может быть,
 пирожное,
и хорошо бы с заварным кремом, подумал он. «У нас пирожные?!» — спросил он. 
«Какие
пирожные?» — не поняла она и продолжала разглядывать его, словно видела впервые.

Он сидел у себя в комнате, отложив на время математику и географию к 
завтрашнему
дню, и писал продолжение романа. ЮDшин и ДинDлин шли по шанхайской улице, и она 
держала
его за руку. Они должны были вскоре расстаться, потому что ему предстояло 
отправиться,
наконец, в партизанский отряд. Она всплакнула. У старого шанхайского 
деревянного цирка
они попрощались. В комнату заглянул папа. Он хитро улыбался. «ПоDмоему, ты 
занят
уроками...» — сказал он. Ванванч пожал плечами. «ПоDмоему, — сказал папа, — ты 
корпишь
над математикой... — И добавил: Завтра мы пойдем с тобой покупать книги».
Был выходной день. В книжном магазине толпились покупатели. Директор магазина
провел их за прилавок, в комнату. Там тоже были полки, уставленные книгами. 
Директор указал
Ванванчу на левый ряд и сказал: «Это, мальчик, детские книги...» Ванванч не 
знал, что ему
делать. Папа сказал: «Выбирай, что тебе нравится...» и принялся рыться среди 
книг для
взрослых. Ванванч тотчас нашел «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Гулливера» и спросил,
 почему
94
они не стоят в самом магазине. «Там этого ничего нет», — сказал папа. «Почему?» 
— удивился
Ванванч. «Это же так просто, — сказал папа, — пока хороших книг на всех не 
хватает...»
Они набрали книг. Папа расплатился, и, довольные, они направились к дому. Дом 
был
близок. «Вот тебе уже двенадцать лет, — сказал папа. — Целых двенадцать!.. Ты 
совсем
взрослый, Кукушка, — а потом как бы между прочим, — да, как зовут девочку, 
которую ты
вчера провожал?» Это было сказано невзначай, легко и просто, поэтому Ванванч 
ответил,
словно говорил о давно известном: «Сара», — сказал он. — «Ооо, — присвистнул 
папа, —
какое волшебное имя!..»
Был праздник, какоеDто его подобие, было чтоDто такое возвышенное и озаренное в 
этот
день: и этот случайный и неожиданный поход с папой, и книги в красивых обложках,
 и
непринужденный мужской разговор.
Дверь им распахнула мама, однако лицо у нее было вовсе не праздничное, оно было
помертвевшее, пальцы ее дрожали, когда она брала книги у Ванванча, но он не 
придал этому
значения: он привык к тому, что жизнь взрослых проходит мимо него. У бабуси 
были
заплаканные глаза. Он поспешил закрыться в своей комнате, принялся разглядывать 
покупки,
но голоса продолжали просачиваться сквозь двери, не слова, а только музыка — 
нервная,
переполненная тревогой, несовместимая с его удачами... Он едва прислушивался к 
ней, по
обыкновению не оченьDто вникая в ее тайный смысл, так и не обучившийся еще 
недоверию к
собственному благополучию. Это напоминало звук тифлисской зурны за окном — 
изощренный,
пронзительный, многоголосый, тягучий, но одновременно горький и возвышенный. И 
вот он
слушал вполуха, но не видел, как Шалико прикоснулся к руке Ашхен, как некогда в 
прошлом,