своеобразное   братство  по  пьянке.  Как  заставить  тебя  понять  разницу:
удовольствие  немного  выпить  за  хорошим  ужином  с  друзьями,   небольшие
ежедневные излишества светского алкоголика  - все это далеко от  пропасти, в
которую ты  падаешь, от  гибели,  которой  ты  сам ищешь, от  той  маленькой
смерти, после  которой  ты совершенно разбит  и слаб. Шесть бутылок  водки в
день вычеркивают тебя из жизни.  Здесь,  в Москве, знают,  как это бывает, в
Париже - нет.
     Однажды мне случается сниматься с  одним иностранным актером. Он, видя,
как  я взбудоражена,  и поняв с полуслова мою тревогу, рассказывает, что сам
сталкивался с этой ужасной проблемой. Он  больше  не пьет вот уже много лет,
после того как ему вшили специальную крошечную капсулку...
     Естественно,  ты  должен  решить все  сам.  Это что-то  вроде преграды.
Химическая  смирительная рубашка,  которая  не дает  взять бутылку. Страшный
договор со смертью. Если все-таки  человек выпивает, его убивает шок. У меня
в  сумочке -  маленькая  стерильная пробирка с  капсулками.  Каждая содержит
необходимую  дозу  лекарства. Я  терпеливо  объясняю  все это  тебе. В твоем
отекшем  лице мне знакомы только глаза. Ты не веришь. Ничто, по-твоему, не в
состоянии  остановить разрушения, начавшегося  в тебе еще в юности. Со: всей
силой моей любви к  тебе  я  пытаюсь возражать: все  возможно,  стоит только
захотеть, и, чем умирать, лучше уж требовать заключить это  тяжелое пари. Ты
однажды уже возвращался  с того  света, мое отчаяние испугало врачей "скорой
помощи", тебя  вернули к жизни. Ты выздоровел. прошло несколько месяцев  - и
вот  ты  здесь,  в  критическом  положении,  но  еще  живой.  Я  умоляю тебя
попробовать - и ты соглашаешься.
     Эта   имплантация,    проведенная   на   кухонном   столе    одним   из
приятелей-хирургов,  которому  я показываю, как  надо  делать, -  первая  из
длинной  серии.  Эспераль. В  этом слове есть  иллюзия надежды.  Запрет не в
состоянии решить элементарных главных проблем. Это не более чем подпорка. Но
благодаря  ей  тебе на шесть с лишним лет удается отодвинуть  роковую  дату,
предначертанную судьбой.  Ты отвоевываешь  эти  годы у  нависшего над  тобой
проклятья.
     Иногда  ты  не выдерживаешь  и,  не раздумывая,  выковыриваешь капсулку
ножом.  Потом  просишь, чтобы ее зашили куда-нибудь в менее доступное место,
например в  ягодицу, но уже через  несколько дней  ты уговариваешь знакомого
хирурга  снова вынуть  ее. Тебе ничто не  мешает просто отказаться от  этого
принуждения,  но  после  очередного  срыва  ты  каждый  раз возвращаешься  к
принятому решению.
     Периоды затишья длятся от полутора лет  - в первый раз -  до нескольких
недель после последнего вшивания. Ты больше в это  не веришь, хуже того,  ты
начал  сам  себя  обманывать.  Через  несколько  дней  после  имплантации ты
пробуешь немного пить,  реакция  слабая,  ты увеличиваешь дозу, и, видя твое
состояние,  врач решает удалить препарат.  Дальше - свободное падение вплоть
до  срочной  госпитализации.  Реанимация,  домашняя  процедура   отнятия  от
бутылки, тревога и отчаяние...  Дьявольский  круг  завертелся, все прибавляя
обороты.

     Десять  лет  у   нас  был  ангел-хранитель   -  Люся.  Нежный  голосок,
обладательницу  которого  я  увидела  лишь много лет  спустя. Все началось с
нашей первой ссоры. Я застегнула чемоданы и уехала из Москвы после долгого и
тяжелого периода твоего этилового  безумия. В то время  терпения у меня было
не так много, и,  смертельно устав,  не  зная еще никакого  средства,  чтобы
заставить тебя прекратить весь этот кошмар, я сбежала, оставив  записку: "Не
ищи меня".  Это, конечно, было наивно.  Я к тому времени недавно стала твоей
законной женой, и свидетельство о браке, по  твоему  мнению, обязывало  меня
безропотно терпеть все твои выходки.
     Я ушла в работу -  это единственное известное мне отвлекающее средство.
Уже несколько  недель я в Риме. Однажды утром меня зовут к  телефону прямо в
парикмахерской. Звонят из-за границы. Я пугаюсь, думаю о детях  -  очевидно,
случилось что-нибудь серьезное! "Вызывает  Москва. Вас спрашивает Высоцкий".
Я успеваю только сказать: "Алло!" - и слышу твой голос:
     -  Наконец,  наконец  я нашел тебя, мы нашли тебя, спасибо, мои дорогие
телефонисточки, благодаря вам я нашел мою жену! Теперь все хорошо, я объясню
тебе, я все объясню тебе! Необходимо, чтобы ты вернулась! Ты одна можешь мне
помочь!  Правда, дорогие мои, я правильно говорю? Скажите ей, что она  нужна
мне, скажите ей это!
     И я слышу чьи-то смущенные смешки, накладывающиеся на твой голос.
     - Ну, расскажите ей, что вы сделали, чтобы ее найти!
     И, не дожидаясь ответа телефонистки, ты сам начинаешь рассказывать:
     -  Мы  обзвонили  все  гостиницы   Рима.   Наконец  нашли  ту,  где  ты
остановилась,  но  в  номере тебя  не  было.  Сказали  -  в  парикмахерской.
Оставалось узнать, в какой. За этим дело не стало. Мы позвонили  в несколько
парикмахерских - и вот нашли тебя!
     По твоему возбужденному тону я чувствую, что ты не совсем в порядке.  И
прямо говорю тебе о моих  подозрениях. Но прежде чем ты успеваешь возразить,
вмешивается все  тот же звонкий голосок: "Не беспокойтесь, он уже  несколько
дней разыскивает вас, он больше не пьет, просто он очень-очень счастлив!"
     Мы  многим обязаны ей,  потому что, живя в разлуке несколько  месяцев в
году, мы  должны были  бы,  если бы не она,  ждать  писем, которые так долго
идут, что  получается  диалог  глухих.  Или  нам  пришлось  бы  часами ждать
маловероятного телефонного разговора. Этой  женщине  удавалось соединить нас