Она  это  сделала  вовсе  не  из-за  нашей известности, не потому,  что я  -
иностранка, не потому,  что мы хотели пожениться в узком кругу  друзей. Нет!
Что возобладало, так это - неприличие ситуации: у нас обоих это третий брак,
у нас пятеро  детей  на  двоих!  Пресвятой  пуританизм,  ты спасаешь нас  от
свадебного марша! А  если не будет церемонии, можно и не наряжаться. В конце
концов, мы так и остаемся в надетых с утра водолазках.
     Ты уехал  рано,  тебе  во  что бы  то  ни стало  хотелось  устроить мне
какой-то  сюрприз.  Для  этого   тебе  пришлось  убедить  Любимова  отменить
несколько спектаклей в театре. Ты возвращаешься с  довольным видом и, хлопая
себя  по  карману,  шепчешь: "Порядок".  Шофер  такси, который везет  нас во
Дворец,  желает  нам  всего,  что  только  можно  пожелать.  Он  без   конца
оборачивается к нам,  чтобы  еще раз  сказать, как он  счастлив,  что это  -
лучший день в его жизни, а также, конечно, и  в  нашей. При  этом он едва не
сталкивается со встречной машиной, и я чувствую, что этот день может стать и
последним  днем  нашей  жизни. Я кричу, резкий поворот руля  нас спасает, мы
стукаемся головами о  крышу  машины -  и вот уже в полубезумном состоянии мы
пускаемся по коридорам вслед за молодым человеком, который ждал нас у входа.
Для него это тоже счастливейший день в его жизни, он заикается, вытирает лоб
сиреневым  платочком,   в  десятый  раз  повторяет:   "Вы  не   можете  себе
представить..."  Он, кстати, так и не  сказал, что  именно  мы не можем себе
представить. Поете прогулки по подвалам, полным труб и странных  запахов, мы
подходим наконец к  двери кабинета. Там нас ждут Макс и Сева, тоже несколько
растерянные. Мы обнимаемся.
     Каждый раз, когда  протокол не соблюдается  буквально, все  смещается и
доходит до абсурда.  Мы стоим  перед закрытой  дверью,  вдалеке беспрерывным
потоком льются приглушенные  звуки свадебного марша, до нас  доносятся смех,
аплодисменты,  затем -  сакраментальное: "Улыбочку!..."  И  мы  насчитываем,
таким образом, уже шесть свадеб.
     Один из служащих, бледный и накрахмаленный, отворяет  перед нами дверь.
Для пего это не самый прекрасный день в его жизни - обычный день, похожий на
все  другие.  Он нисколько не  удивлен, что ему  приходится вести  по  этому
торжественному  зданию,  покрытому  позолотой и красными  коврами,  четверых
хохочущих людей. Он не узнает ни  тебя, ни  меня, никого.  Он лишь выполняет
определенную операцию на конвейере бракосочетаний.
     Наконец, мы вчетвером рассаживаемся в  двух креслах напротив вспотевшей
дамы. На  фотографии, которую сделал Макс, мы с тобой похожи на старательных
студентов, слушающих серьезную лекцию, только ты сидишь на ручке кресла, и у
нас слишком лицемерный вид. На нашу свадьбу получено Добро, от которого, как
известно, добра не ищут, и после "поздравительной речи" мы чуть было сами не
уходим подобру-поздорову:
     -  Шесть браков,  пятеро детей,  к тому  же - мальчиков! (Очевидно,  по
мнению этой дамы, с девочками дело обстояло бы проще). Уверены ли вы в своем
чувстве?  Отдаете ли вы себе отчет в серьезности такого шага? Я надеюсь, что
на этот раз вы все хорошенько обдумали...
     Мне и смешно  и плакать хочется. Но я вижу, что ты вот-вот сорвешься, и
потому  держусь.  Мы  быстро  расписываемся  против  галочки,  и  уже  через
несколько минут все кончено. Ты держишь свидетельство  о  браке, как  только
что купленный билет в театр, вытянув руку над толпой. Мы выходим, обнявшись,
среди невест в белом тюле под звуки неутомимого марша. Мы женаты. Ты наконец
спокоен. Празднование  отменяется - нет времени: мы  едем  в  Одессу.  Через
несколько часов мы будем на  борту теплохода "Грузия" - это  и есть сюрприз.
Настоящее свадебное путешествие на настоящем корабле. Без свадебного марша.

     Уже  оттого,  что   я   спускаюсь  по  знаменитой   лестнице,   у  меня
перехватывает  дыхание.  Под ногами у  нас  расстилается  одесский  порт. Мы
вдыхаем особый запах  - это смесь мазута, свежей  рыбы  и  краски. Шумы тоже
достигают наших ушей, и даже с закрытыми глазами знаешь, что внизу - большой
порт.  У  нас  колотятся  сердца   -  мы  скоро  отправимся  в  наше  первое
путешествие,  и пусть даже мы не выходим  за пределы Черного  моря, для тебя
это  -  большой глоток свободы. И потом, ты  любишь  моряков, и они отвечают
тебе тем же. Где бы ты ни был,  они с радостью принимают тебя,  отводят тебе
лучшую каюту, приглашают тебя в гости на берегу, устраивают целый праздник -
так всегда  бывает,  когда  мы  встречаемся с  нашими  друзьями - капитанами
дальнего плавания Феликсом Дашковым и Сашей Назаренко. Многие думают, что ты
сам был  моряком  -  так  хорошо  ты  рассказал  об  их  радостях  и  бедах.
Действительно,  нужно  было прожить,  наверно, пятьдесят  жизней,  чтобы  не
знавшие тебя люди клялись, что ты  был с ними в море, в одном истребителе, в
лагерях или связке альпинистов... И  для всех ты  -  близкий,  один  из них,
"свой", как говорят по-русски.
     Толя  Гарагуля  встречает  нас  у  трапа.   Грубоватое   лицо,   словно
вырубленное  из  камня,  обезоруживающая  улыбка.   Он  руководит  смешанным
экипажем.  Мужчины  восхищаются  им, женщины  все  немного  в него влюблены.
Корабль, которым  он  командует, настоящее чудо. Он  был захвачен в качестве
трофея и  восстановлен после  войны. Каюты  и салоны  - необычайной роскоши.
"Грузия" богато украшена коврами, чеканкой и росписью. Несмотря на перипетии
бурных  лег,  это  немецкое  судно  начала  века  сохранило свои  прекрасные
деревянные обшивки, вензеля из  полированной меди, а главное -  свою царскую
каюту:  настоящую  квартиру, целиком  обтянутую  голубым бархатом.  Здесь  в
зеркалах  отражаются  зеркала,  и  от этого  каюта  кажется еще  просторнее.
Двойные фарфоровые раковины в ванной украшены старинными медными кранами. Мы