я  увижу  одного  из  самых удивительных исполнителей  -  некоего  Владимира
Высоцкого. Как  и  весь зал, я  потрясена силой,  отчаянием,  необыкновенным
голосом  актера. Он играет так,  что  остальные  действующие лица постепенно
растворяются в тени. Все, кто был в зале, аплодируют стоя.
     На выходе один из моих друзей  приглашает  меня  поужинать  с актерами,
исполнявшими  главные роли  в  спектакле. Мы встречаемся  в ресторане  ВТО -
шумном, но  симпатичном. Там  хорошо кормят и закрывают гораздо позже, чем в
других   местах.  Мы  предъявляем  пропуска,  и   наша  небольшая   компания
устраивается  за  столиком.  Наш   приход  вызывает  оживленное  любопытство
присутствующих.  В  СССР  я  пользуюсь   совершенно   неожиданной  для  меня
известностью. Все  мне рады, несут мне  цветы, коньяк, фрукты, меня целуют и
обнимают... И вот  уже стол уставлен бутылками, официанты  приносят закуски.
Мы принимаемся за еду. Я  жду  того  замечательного артиста, мне хочется его
поздравить,  но говорят,  что  у  него чудной характер  и поэтому он может и
совсем не прийти. Я расстроена, но у моих собеседников столько вопросов! Они
знают, что я  много снималась,  хотя видели всего два или три моих фильма. И
по-русски  - а я в последний раз говорила по-русски шестилетней девочкой - я
пускаюсь в повествование о моей артистической карьере.
     Краешком  глаза  я  замечаю,  что  к нам направляется невысокий,  плохо
одетый  молодой  человек.  Я мельком смотрю на него,  и  только светло-серые
глаза на миг привлекают  мое внимание. Но  возгласы в  зале заставляют  меня
прервать рассказ,  и я поворачиваюсь  к нему.  Он подходит, молча  берет мою
руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не
сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга,
как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это - ты.  Ты совершенно не похож
на  ревущего великана из спектакля, но в  твоем взгляде  чувствуется столько
силы, что я  заново  переживаю  все то, что испытала в  театре. А вокруг уже
возобновился разговор. Ты не ешь, не пьешь - ты смотришь на меня.
     - Наконец-то я встретил вас.
     Эти  первые  произнесенные  тобой слова смущают  меня, я  отвечаю  тебе
дежурными  комплиментами  по поводу  спектакля,  но видно,  что  ты  меня не
слушаешь. Ты говоришь, что хотел бы уйти отсюда  и петь  для меня. Мы решаем
провести остаток вечера  у Макса  Леона, корреспондента "Юманите".  Он живет
недалеко от центра. В  машине мы продолжаем молча смотреть друг на друга. На
твоем лице - то тень, то свет. Я вижу твои глаза - сияющие и нежные, коротко
остриженный  затылок, двухдневную щетину, ввалившиеся от усталости  щеки. Ты
некрасив,  у  тебя  ничем  не  примечательная  внешность,  но  взгляд у тебя
необыкновенный.  Как  только мы приезжаем к  Максу,  ты берешь  гитару. Меня
поражает твой  голос,  твоя  сила, твой крик. И еще то, что ты сидишь у моих
ног и поешь для меня одной. Постепенно  я  начинаю  постигать смысл, горький
юмор и  глубину твоих песен. Ты объясняешь мне,  что театр - твое ремесло, а
поэзия - твоя страсть. И тут же,  безо  всякого перехода говоришь, что давно
любишь меня.
     Как  и  любой  актрисе,  мне  приходилось слышать  подобные  неуместные
признания.  Но  твоими словами я  по-настоящему  взволнована.  Я  соглашаюсь
встретиться с тобой на следующий день вечером в баре гостиницы  "Москва",  в
которой живут участники фестиваля.
     В  баре  полно народу, меня окружили со  всех сторон, но, как только ты
появляешься, я  бросаю своих знакомых.и  мы  идем  танцевать. На каблуках  я
гораздо выше тебя,  ты встаешь  на цыпочки  и шепчешь  мне на  ухо  безумные
слова. Я смеюсь, а потом уже совсем серьезно говорю, что ты - необыкновенный
человек и с тобой интересно общаться, но я приехала всего на несколько дней,
у меня очень сложная жизнь, трое детей, работа,  требующая  полной отдачи, и
Москва далеко от Парижа... Ты отвечаешь, что у тебя у самого - семья и дети,
работа  и слава, но все это не  помешает мне стать  твоей женой. Ошарашенная
таким нахальством, я соглашаюсь увидеться с тобой завтра.
     Я захожу  за тобой в театр к концу репетиции. Утром мне позвонил Сергей
Юткевич и предложил сыграть роль Лики Мизиновой - молодой женщины, в которую
был  влюблен  Чехов. Меня одолевают  сомнения -  все-таки  съемки рассчитаны
почти что на  год.  Ты же  буквально  прыгаешь  от  восторга,  ты  кричишь и
лихорадочно умоляешь меня соглашаться. Я  твержу, что все это  очень сложно,
но ты упорствуешь: надо соглашаться, у нас будет время видеться и главное  -
ты сможешь уговорить  меня выйти  за  тебя замуж. Тон почти  шутливый,  но я
чувствую столько нежности в этих словах, что твое воодушевление передается и
мне, и мы представляем, как все будет: я привезу своих еще маленьких детей и
маму, которая  пятьдесят лет не была  в России,  мы станем  друзьями,  будем
часто видеться, и ты будешь петь мне свои новые песни.
     Нам обоим нет  тридцати, я разведена, ты - разводишься, впереди - целая
жизнь.  Я  осторожно  замечаю:  все это хорошо, но я-то в тебя  не влюблена!
"Неважно,  - говоришь ты,  -  я  сумею  тебе понравиться, вот увидишь".  Это
веселое  и  легкое  общение  продлилось  несколько  дней,  и  вот  фестиваль
заканчивается,  я уезжаю из Москвы, подписав контракт, и приеду на  съемки в
начале шестьдесят восьмого.
     Проходит время. Сначала  я получаю нежное  письмо из Москвы. Потом, как
раз, когда я размышляю  над  тем,  что со  мной происходит  и почему мне так
тоскливо, телефонный звонок обрывает мои невеселые раздумья. Это ты. Я слышу
теплый  тембр  твоего  голоса  и  русский язык,  напоминающий  мне об  отце,
которого я обожала, - и от всего этого у меня ком в горле. После разговора я
кладу трубку и реву. "Ты влюблена, моя девочка",  - говорит мама. Я стараюсь
найти другое  объяснение - много работы, устала, но  в глубине души понимаю,