отать вместе и не видят для этого лучшего материала, чем тот, который 
предлагает им де Лаурентис, однако они должны все очень хорошо обдумать. «Война 
и мир» – грандиозный проект. И для Одри это будет очень большая нагрузка, 
особенно после выкидыша, и потому поспешность неуместна. Де Лаурентис издал 
звук, означавший понимание и сочувствие. Он понял скрытый смысл сказанного. 
Скоро, предположил он, возможно как только Мел запишет телефон, состоится 
телефонный разговор с Куртом Фрингсом, находящимся в Голливуде, и ему будет 
отдан приказ: «Поторгуйся с ними!».
 «Мел имел очень большое влияние на Одри, особенно в первые годы их брака, – 
говорит актер Роберт Флеминг, который знал их обоих в Нью-Йорке, – и нет 
сомнений в том, что Одри поступала так, как он говорил ей».
 Курт Фрингс поспешил в Европу. Все заинтересованные стороны собрались в отеле 
на озере Комо в начале апреля 1955 года: де Лаурентис, Фрингс, Кинг Видор, Мел 
и Одри. Видор рассказал о своем видении картины и об общем смысле их ролей, в 
частности, Наташи Ростовой. Вслед за этим Одри, Мел и Курт Фрингс сели в 
шикарный лимузин с шофером и медленно поехали по берегу озера, обсуждая идеи 
Видора. Тем временем Видор и де Лаурентис следовали за ними в другом лимузине с 
некоторым нетерпением, хотя и сохраняя тактическую дистанцию. Проехав несколько 
миль, обе машины остановились по сигналу, поданному из автомобиля, где сидел 
Фрингс. Он присоединился к де Лаурентису, вероятно для того, чтобы сообщить о 
согласии актеров и высказать финансовые предложения продюсера во всех 
подробностях. Видор пересел в машину к Одри и Мелу, и беседа стала менее 
напряженной и приобрела более общий характер. О заключении сделки оповестил 
триумфальный сигнал клаксона из машины де Лаурентиса.
 Эта сделка поставила Одри в ряд самых высокооплачиваемых звезд мирового кино. 
За двенадцать съемочных недель она должна была получить 350 тысяч долларов; на 
повседневные расходы – 500 долларов в неделю, 27 500 долларов за каждую неделю 
работы сверх съемочного плана. Ей предоставлялся автомобиль с шофером на 
двадцать четыре часа в сутки на весь период съемок. Ее одобрение должны были 
получить сценарий, актерский состав, оператор и гримеры. Для Мела сделка была 
не столь выгодна, но все же и его не обошли: 200 тысяч долларов плюс 250 
долларов в неделю на «повседневные расходы».
 О сделке кричали заголовки газет. Она спровоцировала проявление 
шовинистических чувств в британской прессе, которая уже продемонстрировала свою 
неприязнь к Мелу Ферреру с его «собственническим» отношением к жене во время 
съемок фильма «О… Розалинда!» на студии Элстри. Не наступило ли время для Одри 
сняться в кино на родине? После «Римских каникул» на Одри смотрели как на 
британскую звезду, хотя она была наполовину голландка и постоянно жила за 
пределами Англии. «Вместо того чтобы зарабатывать доллары для Британии, – писал 
один из обозревателей „Дейли Мейл“, – Одри Хепберн будет и впредь помогать 
Голливуду наживаться на британских звездах». В этой утечке валютных ресурсов в 
первую очередь винили Мела, намекали на то, что он использовал Одри благодаря 
тому, что она безумно влюблена в него. Мел, разумеется, не мог опровергнуть эту 
точку зрения. «Я думаю, что Одри позволяет Мелу думать, будто он оказывает на 
нее влияние», – говорил Уильям Холден, ее бывший возлюбленный и партнер по 
«Сабрине». Одри и Мел стремились к тому, чтобы съемки не разлучали их. Они 
будут сниматься в одних и тех же фильмах, либо в разных кинокартинах, съемки 
которых идут в местах, не удаленных друг от друга. «Нас ужасает сама мысль о 
расставании, – говорил Мел. – Вы только взгляните, что произошло с множеством 
голливудских семей из-за таких временных расставаний».
 Хоть Мел и попытался доказать обратное, но слухи о том, что он подчинил себе 
Одри, прочно укоренились в сознании публики. Одри была вынуждена дать интервью 
журналу «Фото-плей» под заголовком «Мой муж мною не управляет». Она утверждала, 
что, если бы их профессия угрожала им долгой разлукой, она, не задумываясь, 
предпочла бы семью работе. «Я не думаю, что какая бы то ни было работа, 
выполненная в таких условиях, может быть сделана хорошо, – сказала она. – Я 
думаю, что в таком случае каждый из нас будет ощущать острое чувство вины».
 Как только начались съемки «Войны и мира», даже режиссер вынужден был признать,
 что «Одри предоставила Мелу возможность устраивать скандалы за нее». В 
интервью Томасу Уайзмену Кинг Видор признавался: «У меня было такое ощущение, 
что Одри нуждалась в ком-то, кто принимал бы решения за нее. Она же – сама 
невинность, не способная разобраться в делах так, как в них разбирается Мел. 
Все переговоры за нее вел только он. Он знает, что хорошо для нее. Он знает, 
сколько денег она должна получить, и он ведь сам режиссер и потому прекрасно 
понимает, справедливо ли обходятся с ней… Мне кажется, он даже ее зарплату сам 
получает». Этот вполне доброжелательный комментарий вызвал у Одри взрыв 
негодования. «Защита, – повторила она, прочитав интервью Видора, – защита от 
чего? Будучи мужем, Мел, естественно, дает советы собственной жене. Но этим все 
и ограничивается. Я могу вас заверить, что не нуждаюсь ни в какой „защите“.




  MИЛОЕ ЛИЧИКО 


 Одри была одной из самых доброжелательных повелительниц, когда-либо 
«управлявших» съемками фильма. Она практически никогда не злоупотребляла своей 
властью. Она полагала, что сможет давать советы, предостерегать, выступать в 
роли консультанта, что и оговаривалось в условиях контракта. «Я никогда не 
предполагала, что столь многое может пойти не так, как нужно», – сказала она 
после первого прочтения контракта. Не предполагала она также и то, насколько 
сложно устроить все в ее собственных интересах и в интересах фильма. С первым 
испытанием она столкнулась уже при выборе актера на роль Пьера Безухова.
 Внебрачный сын русского аристократа Пьер – рупор авторских идей. Это милый 
человек, неуклюжий, добродушный, близорук