нутреннему голосу» – попросила студию купить этот сценарий для нее. Особенно 
пьеса понравилась Одри тем, что это была современная сказка.
 Сабрина – это похожая на Золушку дочь шофера. Отец тратит свою зарплату на то, 
чтобы отправить дочь в парижскую школу, где она становится «принцессой». Принца 
должен был играть Хамфри Богарт. Ставить фильм пригласили Билли Уайлдера – 
дальновидный выбор, так как он сразу же разглядел в пьесе нечто близкое 
комедиям Эрнста Любича, в которых любовь подавалась как занятие легкомысленных 
богачей, в то же время не лишенных определенных достоинств. «Сабрина» стал 
одним из последних фильмов в послевоенном американском кино, где высмеивались 
слабости богатых и где одновременно и весьма терпимо относились к их, с точки 
зрения общественной морали, бессмысленному существованию. И то, что фильму 
удалось все-таки сохранить эту «ветреную наивность», объясняется тем, что 
главную роль в нем исполняла очаровательная девушка, и у всякого зрителя 
возникало единственное желание: пусть она живет долго и счастливо, как героиня 
прекрасной сказки.
 Эдит Хед вновь готовила все костюмы для Одри и в этом фильме. Но было одно 
исключение. Знаменитая модельер восприняла его почти как личное оскорбление. 
Между тем, «исключение» привело к значительному и самому близкому знакомству в 
жизни Одри. Для парижских эпизодов Сабрины и для тех сцен, когда она 
возвращается в Америку к отцу светской дамой, которую почти невозможно узнать, 
платье шил французский кутюрье Юбер де Живанши. С первой же встречи их в салоне 
Живанши на улице Альфреда де Виньи, 8 в Париже они стали друзьями на всю жизнь. 
Одри обязана Живанши созданием своего экранного образа не меньше, чем тем 
режиссерам, которые с ней работали.
 Одри полюбила стиль Живанши, когда приехала во Францию сниматься в фильме «Мы 
едем в Монте-Карло». Живанши тогда как раз собирался оставить дом моды 
Скиапарелли и открыть свой собственный салон. Именно Одри предложила ему 
разрабатывать модели ее костюмов для «Сабрины» – одно из первых свидетельств ее 
вкуса, решимости самой определять то, как она будет выглядеть перед публикой. 
Но ей едва не помешали. Глэдис де Сегонзак, супруге руководителя парижского 
отделения «Парамаунта», нравился Балежиага. Но он был по горло занят своей 
новой коллекцией, и никто не осмеливался его беспокоить. Одри настаивала на 
новичке Юбере де Живанши.
 Двадцати шести лет от роду, ростом в шесть футов и шесть дюймов, он производил 
впечатление человека, привыкшего диктовать свою волю. Он не шел на компромиссы 
с клиентами в своем искусстве скрывать несовершенства их фигур. Модельер 
придерживался минимализма. Он отбрасывал все несущественное, не допускал 
никаких отклонений от своих первоначальных разработок. Модели, изготовленные в 
его ателье, были столь же изящны и гармоничны, какими он их изобразил 
карандашом на страницах блокнота. У Одри была фигура, как будто специально 
предназначенная для его моделей. Живанши создал для нее имидж, неподвластный 
времени, как аксиома Эвклида.
 Так как встреча была назначена для «мисс Хепберн», Живанши вспоминал, что 
ожидал прихода Кэтрин Хепберн. Вспомнив об обычном беспорядке в одежде, 
свойственном этой актрисе, можно представить, какие мысли проносились к голове 
Живанши, пока он ждал ее. Его удивлению не было границ, когда в комнату вошла 
девушка в клетчатых брюках и белой футболке с великолепной фигурой, словно 
специально сконструированной для демонстрации его моделей.
 И это было еще не все. Своеобразный и мгновенно узнаваемый стиль Живанши был 
классически прост, не стеснял движений. Туалеты Одри были удобными, вызывающими 
особое ощущение комфорта. Мастер часто повторял:
 «Женщина не просто носит платье; она живет в нем».
 Живанши был воспитан в духе протестантской этики упорного труда, что и Одри. 
Это сблизило их. Возникли отношения более тесные, чем обычно бывают между 
кутюрье и его клиентом. Это был своего рода платонический роман. Об их первой 
встрече Живанши позже писал:
 «Нежность в ее взгляде, ее изысканные манеры с первого же мгновения покорили 
меня». А сорок лет спустя она написала стихотворение в прозе – маленькую оду, 
посвященную вкладу Живанши во французскую моду. Одри писала в ней о той 
поддержке, которую он всегда оказывал ей, и о том ощущении безопасности и 
защищенности, которые она испытывала благодаря их дружбе: «Корни его дружбы 
глубоки и мощны. Надежные ветви его чувств укрывают всех тех, кого он любит».
 Одри вспоминала о платьях, которые Живанши придумал для «Сабрины». «Одно из 
них было классическим, почти строгим вечерним платьем с нахальным маленьким 
бантиком на одном плече, что придало ему легкость и ироничность, которые мне 
так нравились». Живанши также создал великолепный туалет из белой органди с 
черной отделкой, в котором Сабрина появляется в зимнем саду, где Уильям Холден, 
исполнявший роль брата Хамфри Богарта, приглашает ее на медленный танец. 
Живанши даже назвал одну из тканей «Сабрина» в честь Одри.
 Шесть лет спустя он изобрел духи («Запрет»), которые посвятил ей. Он даже 
принял на работу манекенщицу по имени Джекки потому, что она была похожа на 
Одри. Хепберн поистине стала музой-вдохновительницей дома моды Живанши, который 
помог ей создать образ, олицетворявший молодость, элегантность и изысканность.
 Образ Одри на долгие годы сохранил аромат невинности. От Живанши актриса 
позаимствовала космополитичность, которая отличала ее от молодых звезд той поры.
 Когда Одри пришла в салон Живанши, она еще по-настоящему не родилась как 
актриса, ее экранное «я» формировалось, но было еще далеко от завершенности и 
цельности. Кутюрье, говоря метафорически, дал ей в руки зеркало и показал ту 
женщину, которой она может стать. Подобно ему, она будет удивительно твердо и 
хладнокровно заниматься созданием своего образа.
 Летом 1953 года Одри посмотрела фильм «Лили». Он так понравился ей, что она 
трижды ходила в кинотеатр. Актриса, исполнявшая главную роль, по