тся с ними и принимает приглашение на танец от пожилого 
придворного. Этим танцем она открывает бал. Еще она выбрала дневное платье для 
пресс-конференции, где взгляды публики, бросаемые то на принцессу, то на 
газетчика, подчеркивают романтическую пропасть между любовью и долгом, между 
девушкой королевской крови и простолюдином. Это придает концовке «Римских 
каникул» то особое эмоциональное напряжение, которое всегда возникает при 
столкновении утраты и исполнения желаний.
 Тяжелая парча, лента тиары и белые перчатки – обычный королевский наряд – 
контрастировали с молодостью и невинной свежестью Одри. Все эти регалии станут 
превосходной «оберткой» для того комичного, но при этом вполне понятного 
рефлекса, который заставит юную принцессу сбросить со своей усталой ножки туфлю 
на высоком каблуке, а затем искать ногой эту ускользающую туфельку под широкими 
складками бального платья. Это своеобразно «перевернутый» мотив «Золушки». Одри 
согласилась, что все это убранство – неизбежная составная часть ее роли, но не 
преминула заметить Эдит Хед, что вряд ли будет чувствовать себя удобно в таком 
одеянии. «В этом же и суть, дорогая», – ответила модельер, которую рассмешила 
наивность молодой актрисы.
 Повседневную одежду самой Одри нельзя было назвать модной. Лучше всего она 
чувствовала себя в мужской рубашке. «Рубашки так великолепны, – признавалась 
она в одном из своих первых голливудских интервью, – все, что вам нужно с ними 
делать, сводится к стирке и глажению». «Вы стираете и гладите их сами?» – 
спросил журналист. «Сама», – ответила Одри.
 Для городских сцен Эдит Хед выбрала для принцессы Анны небрежный стиль, 
добавив широкую рубашку того типа, который в то время можно было найти в любом 
студенческом городке, белые носочки поверх чулок, что также было вполне 
характерно для молодежи по всей Америке, и туфли без каблуков. «Простая» одежда 
принцессы сослужила двойную службу. Она определила не только стиль персонажа 
Одри, но и ее собственный, а кроме того, положила начало моде, которой легко 
могла следовать любая девушка. Одри дополнила это широким кожаным ремнем, 
которым туго затянула свою и без того узкую талию. Это создало представление о 
поистине фантастических пропорциях ее фигуры, выдуманных диснеевскими 
мультипликаторами, пропорциях, благодаря которым она начала казаться почти 
сказочной героиней. (Это, конечно, было уже гораздо труднее повторить ее 
поклонницам.) Но именно на этих трудноуловимых особенностях фигуры, лица и 
личности в целом и строится слава кинозвезды. Эдит Хед определила стиль для 
принцессы Анны, но интуиция Одри преобразила его.
 В общей сложности «Жижи» выдержала 217 представлений и завершилась спектаклем 
31 мая 1952 года. Но если бы не договоренность Джильберта Миллера с 
«Парамаунтом» о том, что он освободит Одри, как только студия будет готова 
приступить к съемкам «Римских каникул», пьеса могла бы идти до бесконечности.
 У Одри между театром и фильмом не было времени для отдыха – всего несколько 
часов в отеле между моментом, когда опустился занавес, и запланированным 
отлетом в Рим. Она прилетела в итальянскую столицу, чувствуя душевное 
напряжение от того, что здесь ее ожидало. В аэропорту состоялась 
пресс-конференция, и Одри впервые ощутила, какими наглыми могут быть репортеры 
(бродвейские журналисты были интеллигентны по сравнению с римскими хищниками). 
«Вам двадцать три года, не так ли? (Да.) В таком случае почему же вы не 
замужем? (Я собираюсь.) Собираетесь ли вы и синьор Хэнсон пожениться до фильма 
или после него? (После него, как я и сообщила мистеру Хэнсону.) Но почему же вы 
откладываете брак? (Никакого ответа.) Неужели вы недостаточно любите друг 
друга? (Никакого ответа)».
 На самом же деле Одри предложила своему жениху отложить бракосочетание до 
окончания съемок и до начала гастрольного турне с «Жижи». И это решение теперь 
терзало ее совесть. Каждый шаг, который приближал к славе, казалось, удалял ее 
от алтаря. Одри уже начинала ощущать несовместимость славы и личного счастья, 
но еще не хотела смириться с этим.
 В тот же вечер Одри познакомилась с Грегори Пеком, исполнявшим в фильме 
главную роль. Подобно ей, он не был первой кандидатурой Уильяма Уайлера. Сперва 
сценарий послали Кэри Гранту, и он отклонил его, как очень часто делал, порой 
по совершенно мистическим причинам, а порой и просто без всяких причин. 
Хладнокровный и исполненный самообладания на экране, в жизни Грант был крайне 
капризен и придирчив. Список фильмов, в которых он снялся, впечатляет, но не 
менее внушительным будет и перечень великих кинокартин, от участия в которых он 
отказался. Грант отверг предложение сниматься в «Римских каникулах», так как 
понимал, что в центре внимания в фильме будет девушка.
 Грегори Пеку было тридцать шесть лет. Он стал звездой в 1945 году, сыграв в 
фильме Хичкока «Очарованный». Ростом в шесть футов, с открытой и прямой 
по-мужски манерой поведения, он, казалось, излучал нравственную и физическую 
силу. Любая роль, которую он играл, создавала особую ауру надежности и 
личностной цельности. Грегори Пек был идеальным актером для многих голливудских 
жанров: вестернов («Стрелок»), детективов с элементами мистики («Очарованный»), 
романтических драм («Дело Макомбера»), социальных мелодрам («Джентльменское 
соглашение»), военных саг («Двенадцать часов») и даже религиозных эпопей 
(«Давид и Вирсавия»). Пожалуй, он был даже слишком хорош: любим коллегами, щедр 
и доброжелателен к новичкам. Одри не могла и мечтать о лучшем «крестном отце». 
Кроме того, Грегори был очень несчастлив в браке – факт, с которым он как мог 
пытался смириться.
 Как и Кэри Грант, он поначалу был не склонен соглашаться на роль репортера. В 
общем, по той же причине. Уильям Уайлер ловко преодолел его нежелание, высказав 
укор, который звучал как комплимент:
 – А я и не думал, что вам нужно измерять длину вашей роли.
 Пек сразу же оценил достоинства сценария, а встретившись с Одри в отеле 
«Э