кварталов Берлина, квартира казалась плохо обжитой, будто хозяева ее собираются 
вот-вот выехать. В зеленой гостиной стоял рояль, и на нем лежало несколько 
скрипок.
 Вошел Эйнштейн. Гельцер сразу узнала его — именно таким он представлялся ей: 
высоким, с пышными волосами, уже начавшими кое-где седеть, и удивительно яркими 
карими глазами.
 Он почтительно склонился к руке артистки. Гельцер ощутила тепло и дружелюбие 
его мягкого рукопожатия.
 — Мы ждали вас с нетерпением. И я, как видите, даже упражнялся сегодня на 
скрипке. Вдруг, мечтал я, вам захочется станцевать что-нибудь, а мне выпадет 
счастье вам аккомпанировать…
 Екатерина Васильевна призналась, что боялась встречи с ним, и рассказала, как 
накануне пыталась что-нибудь понять в его книжке, но безуспешно.
 Эйнштейн рассмеялся и весело сказал:
 — А вам и не надо извиняться. Меня даже студенты-физики не сразу понимают. С 
вами, божественная фрау Гельцер, у нас найдутся и другие темы для разговора.
 Заговорили о музыке. Гельцер спросила, как давно Эйнштейн играет на скрипке.
 — С шести лет начал учиться, — охотно отвечал физик. — Но только к двенадцати 
годам во мне проснулась страсть к музыке и захотелось хорошо играть Моцарта.
 — Это ваш любимый композитор?
 — Еще люблю Шуберта, Чайковского, Баха…
 Фрау Эльза пригласила к столу.
 И эта комната была просто обставлена. На столе, покрытом клеенчатой скатертью, 
стояли фаянсовые чашки. Но праздничным выглядел торт с вензелем «Е. Г.» — в 
честь русской гостьи.
 За чаем разговор коснулся литературы.
 — Вы из страны великих людей — Чайковского и Глинки, Толстого и Достоевского,
 — сказал Эйнштейн, — вы меня поймете. В литературе я прежде всего ищу 
нравственное начало: важно то, что просветляет и возвышает душу…
 Балерина подошла к роялю. Среди пот, разложенных на крышке, она нашла 
Бетховена.
 «Лунная соната», — прочитала она название, переписанное, вероятно, рукою 
хозяина. И выразительно посмотрела на Эйнштейна, взглядом приглашая его к роялю.

 Он встал, взял одну из скрипок и начал играть. Его исполнение нельзя было 
назвать виртуозным, но в нем было много поэзии и мысли.
 Эйнштейн кончил. Минуту еще продолжалась тишина. Затем он ласково предложил:
 — А теперь мне хотелось бы быть вашим аккомпаниатором. Вы не возражаете? 
Станцуйте что-нибудь, доставьте нам эту огромную радость. Неведомо ведь, когда 
мне еще удастся видеть вас.
 — Что же вам показать? — задумчиво проговорила балерина. — Может быть, 
«Музыкальный момент» Шуберта?
 — Окажите честь!
 Зазвучал Шуберт. Мягко и плавно, словно по речной глади, заскользила балерина 
на пуантах. Она поэтично сплетала из движений вариации тончайшее кружево, 
подчиняясь музыкальным фразам композитора… Но вот скрипка зазвучала тише, и еще 
тише, пока последние ноты не растаяли наконец в комнате. Эйнштейн опустил 
смычок.
 — Фрау Гельцер, вы восхитительны! В вашем лице я как бы вижу весь неповторимый 
русский балет.
 — Спасибо, дорогой профессор! Это для меня самая большая похвала, — просто 
ответила Гельцер.
 Расстались они поздним вечером. Возвращаясь к себе в отель, русская балерина 
думала о том, как это прекрасно, что язык искусства понятен всем людям на земле.


 XII. Любимая роль


 …Я всегда шла по единому пути, и этим путем был реализм.

    Е. Гельцер

 В одной из рецензий 1926 года на балет «Эсмеральда» критик утверждал, что 
Гельцер играла Эсмеральду, будучи на вершине своего актерского мастерства, хотя 
ее чисто хореографические возможности уменьшились. Ведь балерине было 50 лет.
 Работая над новым спектаклем, Тихомиров основной акцент сделал не на 
танцевальной стороне роли, а на игровой. Гельцер давно уже считали не только 
виртуозной танцовщицей, но и сильной драматической артисткой. Была и еще 
причина поменять местами акценты. Тихомиров, художник Михаил Иванович Курилко, 
дирижер Юрий Федорович Файер и композитор Рейнгольд Морицевич Глиэр отводили 
«Эсмеральде» этапную роль в истории советской хореографии. Они поставили перед 
собой задачу: решить средствами классического танца большую социальную тему, 
поднятую в романе Гюго.
 Давно-давно, еще девочкой, Гельцер нашла в книжном шкафу отца отдельные томики 
произведений Виктора Гюго и очень заинтересовалась ими. Был прочитан роман 
«Собор Парижской богоматери». Говорят, что детские впечатления самые яркие. 
Гельцер всю свою сценическую жизнь мечтала создать образ Эсмеральды. Пришло 
наконец время осуществить заветное желание.
 С волнением взяла в руки Екатерина Васильевна знакомый томик из отцовской