Павловна узнала адрес Трухановой и отправилась в Сен-Жермен, предместье Парижа, 
в сорока минутах езды по старой железной дороге, первой, построенной во Франции.

 С вокзала Павлова вышла на площадь, где чинно сидели на высоких козлах своих 
допотопных колясок извозчики. Она подошла к ближнему из них, назвала адрес. Тот 
сказал:
 — Знаем, мы всех тут знаем. Каменный домик с огородом, старый, старый, я еще 
не родился, он уже стоял… А они сами разводят шампиньоны и на рынке продают. 
Хорошее дело, прибыльное.
 — Да это, верно, не те господа! — изумилась Анна Павловна. — Он генерал, граф… 
И шампиньоны! Не может быть!
 — А вот сами увидите! — рассмеялся извозчик и, хлестнув кнутом лошадь, высокую 
и худую, довольно скоро подвез недоверчивую пассажирку к каменному, 
действительно старому домику с огородом.
 Расплатившись, Анна Павловна двинулась к дому, но извозчик остановил ее:
 — Да куда вы пошли, мадам! Вон они, в огороде оба!
 Действительно, Алексей Алексеевич и Наталья Владимировна, наклонившись к 
грядкам, что-то делали, не обращая внимания на окружающих. Встретились 
трогательно. Анна Павловна тут же захотела присоединиться к их работе.
 — Ну куда вам в туфельках на каблучках — да возиться с лопатой! Пойдемте в дом,
 здесь вы только уморите себя и перепачкаетесь! — уговаривала ее Наташа.
 — Нет, нет, — протестовала Анна Павловна, — увидите! Во-первых, я крепкая, а 
туфель не жалко. Они рваные. У меня всю жизнь рваные туфли. Это плохая примета, 
правда?
 Павлова знала множество примет, которым она, правда, не слишком доверяла, но 
на всякий случай их всегда вспоминала, что к чему в природе и в жизни человека.
 Ловко она вскопала грядку и, отдыхая с лопатой в руках, вдруг повернулась к 
розовому кусту и серьезно сказала:
 — Знаете, друзья, когда этот куст умрет — умру и я. Это так, вот увидите!
 Вошли в дом. Обрадованная встречей с людьми, своими, русскими, Анна Павловна 
пришла в веселое настроение и начала рассказывать о своих кругосветных 
путе-шестзиях. Об успехах она говорила мало, как о чем-то обычном и известном 
всем. С сожалением отметила, что ее не зовут на Родину.
 — А вы не торопитесь, — сказал Алексей Алексеевич и сослался на себя. — Я не 
по своей воле нахожусь в Париже. Но вот посмотрите…
 Он вынул из кожаного портфеля и развернул вчетверо сложенную бумагу с ясным и 
торжественным гербом СССР, адресованную ему, Игнатьеву, как бывшему военному 
агенту во Франции и подписанную полномочным представителем СССР во Франции Л. 
Красиным.
 Анна Павловна взяла из его рук бумагу и долго рассматривала герб с венком из 
пшеничных колосьев, окружавшим земной шар.
 — Так вот, — закончил он, — эту бумагу Красин вручил мне пятнадцатого января 
прошлого тысяча девятьсот двадцать пятого года, тогда же я передал ему все дела 
и все деньги царского посольства… Теперь у нас уже идет к концу тысяча 
девятьсот двадцать шестой год… Но на работу меня не берут, в Россию пока не 
приглашают, и мы разводим шампиньоны, благо Наташа купила дом с подвалом, в 
котором только и можно, что разводить грибы…
 — Что же нам делать?
 — Ждать. Дойдет очередь и до нас, и нас позовут в новую Россию.
 — Вот на это как раз я менее всего способна!
 — Ах, Анна Павловна, — вступила в разговор Наташа. — Мы ждали так долго, уже 
осталось потерпеть совсем немного. Поэтому давайте пить кофе!
 В этот приезд, после стольких лет разлуки, хозяева нашли гостью более, чем 
всегда, нервной, усталой, даже как будто постаревшей. Наталья Владимировна с 
мужем начали уговаривать Павлову поехать куда-либо по-настоящему отдохнуть.
 — Что вы, что вы! — испугалась она. — Как это возможно! Я должна работать весь 
год. У меня на руках труппа. Распустить ее — значит уплатить всем громадную 
неустойку. Разве Дандре допустит до этого! Чтоб набрать потом труппу, нужно 
потратить еще два-три месяца, переставлять номера, перешивать костюмы, терять 
на полгода ангажементы… Это немыслимо! Нет, нет! Если я не имею времени жить, 
то уж умирать должна только на ходу, на ногах…
 К вечеру она заторопилась на поезд, боясь опоздать к спектаклю, и уехала.
 А Игнатьев и Труханова дождались в 1936 году вызова в Советскую Россию и 
отправились на Родину.

 XVI. Неумирающий лебедь


 Когда я ребенком бродила среди этих сосен, я думала, что успех — это счастье. 
Я ошибалась. Счастье — мотылек, который чарует на миг и улетает.

    А. Павлова

 Стоял май 1930 года. Европейские гастроли Павловой заканчивались в Париже в 
Театре Елисейских полей. Для первого выступления Анна Павловна назначила 
«Жизель», свою любимую роль. У касс театра медленно двигалась очередь парижан; 
они были готовы получить любое место, лишь бы увидеть Павлову. Одним из таких 
счастливцев оказался не парижанин, а русский художник, Георгий Дмитриевич 
Лавров. Три года назад он приехал в Париж по командировке Народного 
комиссариата просвещения совершенствоваться в скульптуре у выдающихся