биографии Анны Павловой в многих книг по истории русского и советского балета, 
приводит со слов артиста Б.В. Шаврова на всю жизнь запомнившийся ему один из 
моментов танца Павловой в Дон-Кихоте»: «Павлова мчится наверх, к кулисам, на 
низком арабеске к публике лицом. Оно глядит из облака раздувшегося тюника… от 
динамики движения тюник весь надвигался вперед».
 Если зритель через двадцать-тридцать лет, через полвека способен вспомнить то, 
что артист изображал когда-то, хотя бы это была только мимолетная подробность, 
он может быть уверен, что имел счастье видеть на сцене гения.
 Год первой русской революции пробудил русское общество от дремоты. «А все 
сферы жизни настолько связаны, — писал много ранее Н.Г. Чернышевский, оценивая 
влияние Крымской войны, — что при пробуждении ума в одном направлении и во всех 
направлениях он начинает обнаруживать бодрость».
 Этому обстоятельству в известной мере и обязан был русский балет принятием 
новаторских устремлений Фокина.
 Но как социальные революции не возникают на пустом месте, им предшествуют 
глубинные процессы, так и реформы в искусстве подготавливаются постепенно и 
имеют своих предшественников.
 Раньше можно было составить музыкальную ткань балета из разностильных кусочков 
известных мелодий и без большого труда сочинить часто кочующий из балета в 
балет сюжет. Ведь он, как правило, служил только поводом, чтобы блеснуть 
балерине вариацией.
 Но вот пришел двадцатый век. Художественная жизнь России переживала подъем. 
Новое слово в балетной музыке уже сказали Чайковский и Глазунов. Вот-вот заявят 
о себе Рахманинов и Скрябин. В литературе заставляет вдумчиво анализировать 
жизнь Чехов, со своей темой приходит Горький. Новый век рождает плеяду 
замечательных русских художников — Серова, Левитана, Врубеля, Сурикова, 
Коровина.
 А русский театр? На сцене Малого идут пьесы Островского, колоссальное влияние 
оказывает на молодежь игра Федотовой, Ермоловой, Ленского. Наконец, рождается 
новый театр — Художественный общедоступный. Происходят значительные перемены и 
в оперном театре. Мамонтовская частная опера не видит себя вне главного своего 
девиза — художественная правда превыше всего. Поразительно быстро развивается 
талант Шаляпина, зритель получает превосходнейшего певца Собинова. На 
петербургской сцене театралы без оговорок принимают искусство Давыдова и 
Варламова. Необычно, как «развернутое ветром знамя», увлекает молодежь 
трагический талант Комиссаржевской.
 Музыкальная драматургия Чайковского и Глазунова — симфонизм их балетной музыки 
— требовала высокой сценарной драматургии. Это невольно заставляло 
балетмейстера, артиста задуматься над значением танца. Не есть ли танец в 
балете та глина, из которой совместными усилиями композитор, сценарист, 
балетмейстер лепят художественные образы.
 Их было еще немного, тех, кто жаждал на балетных подмостках обновления. Артист 
и педагог Лев Петрович Стуколкин и любитель балета, сотрудничавший в 
«Московских ведомостях» Дмитрий Мухин изучали историю русского балета, писали 
статьи, надеясь, что знание прошлого поможет молодым деятелям театра найти свое 
место и в новом балете. Ольга Преображенская и Александр Горский считали 
педагогику основой необходимых преобразований. Ширяев увлекался изучением 
фольклора, веруя, что обновление может вырасти из познания глубин народного 
творчества. Дерзко выступило в литературе декадентско-символистское направление.
 Жить по-прежнему, жить тихо даже в балете больше уже было невозможно.
 Но вернемся к Фокину.
 В поисках музыки для постановки экзаменационного спектакля в апреле 1905 года 
Фокин просмотрел в богатой нотной библиотеке при театре не один десяток 
партитур. Ему понравилась музыка Кадлеца к балету «Ацис и Галатея», который 
давно уже был снят с репертуара. За сочинение балета Фокин взялся смело, так 
как главной целью его было показать не себя в роли хореографа, а выявить 
способности и успехи каждой из учениц — с 1902 года он преподавал в театральном 
училище.
 Сюжет балета из греческой мифологии. Фокин задумался: как поставить такой 
сюжет? Одеть учениц в короткие юбочки и предложить танцевать на пальцах, то 
есть сделать все «по-балетному», по-старому, Фокин не хотел. Это было бы, как 
он считал, искажением истории. И он решил, что его девочки выступят в греческих 
туниках, а танцы будут похожи на изображения их на древнегреческих вазах и 
барельефах. Теперь задача для постановщика становилась интересной. Он 
перелистал много книг в Публичной библиотеке, которые подобрал для него 
Владимир Васильевич Стасов, и скоро план постановки балета обрел реальные черты.

 Но начальство училища было не готово разделить новые идеи преподавателя 
Фокина: инспектор предложил артисту поставить танцы «как полагается», а свои 
увлечения оставить до другого случая. Однако полностью сдать позиции Фокин уже 
не мог. Костюмы участниц балета были полубалетные-полугреческие. Виделся в 
танцах и намек на небалетную пластику, танцовщицы кордебалета ставились 
группами не горизонтально, как бывало у Петипа, а несимметрично.
 Придумывая танец фавнов, Фокин дал волю своему воображению. «Мальчики на 
пальцах не танцуют, и они не мои ученики», — решил он. Фавны не делали балетных 
па и даже кувыркались через головы; это было против академизма, классики, но 
зато близко к поведению зверей. Балет имел успех. Фокин понимал, что в этой 
постановке отошел немного от классики, которой учил девочек в школе, зато 
приблизился к жизни: не для трюков заставлял он фавнов кувыркаться, а ради 
правды характера, значит, в художественных целях.