Августина Блаженного в политику и из-за переноса папского престола на берега 
Роны — церковь, следует назвать исключительным.
 В 1321 году папа Иоанн XXII осудил обвинения, выдвинутые богословом Жаном де 
Пуйи в адрес францисканцев. И Жану де Пуйи пришлось отречься от своих обвинений 
во время публичной церемонии, запомнившейся белому духовенству — и в частности, 
духовенству церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне — унижением, нанесенным священникам 
перед лицом нищенствующих орденов. На протяжении более ста лет после того 
события Сорбонна по-прежнему считала, что магистр Пуйи был достоин всяческого 
доверия и что пострадал он совершенно ни за что.
 И вот скромный школяр Франсуа Вийон попрекнул богослова, поставив при этом ему 
в вину не его убеждения, а его догматизм. В словах поэта, не посвященного в 
теологические тонкости конфликта и совсем не стремившегося в них просветиться, 
мы слышим упрек в измене. При этом не приходится сомневаться, что в ряде 
случаев он врагом своим считал именно лицемерие нищенствующих орденов.



   И зря бранился мэтр Матье
   Из-за такого пустяка;
   Не лучше был и Жан Пулье,
   Кто проклинал святош, пока
   Его не взяли за бока… [93] 



 Следует заметить, поэт не делал различия между всеми этими орденами. Он собрал 
в одну компанию нищих, бегинок, «тюрлюпенов» и отказал им по завещанию 
«жакоппинские супы», то есть превосходный суп с мясом и сыром, получивший в 
народе название иаковитского в насмешку не над супом, а над нищенствующими 
братьями, призывавшими жить в бедности и насыщавшими свою плоть прекрасным 
супом и прочими яствами. Ирония Вийона простирается еще дальше: иаковиты, 
кармелиты и некоторые другие нищенствующие ордена слыли любителями проводить 
время с женами в отсутствие их мужей.



   Отцы святые испокон
   Веков в Париже всем друзья:
   Пока они лобзают жен,
   Спокойно могут спать мужья!  [94]  



 Лучше всего в парижских книжных лавках шли книги по праву: полезная наука. 
Дело в том, что, например, Библию можно было читать, даже если она и старая, и 
к тому же магистр теологии вполне мог воспользоваться библиотекой коллежа. 
Хорошо служили и старые «Часословы», особенно тем, кто, не будучи чрезмерно 
богатым, не стремился приобретать все новые и новые, изукрашенные по последней 
моде экземпляры. А вот тем, кто хотел выиграть процесс, следовало иметь самые 
последние комментарии прецедентов. Обеспеченная клиентура парижских книжных 
лавок вроде советников, адвокатов и прокуроров стремилась иметь под рукой 
базовые тексты и практические руководства, одалживать которые всякий раз было 
бы сложно. «Судебник», «Декрет», свод постановлений обычного права, сборник 
форм и образцов, глоссы, «случаи» — багаж юриста, оставаясь неизменным в своей 
основе, имел различную ценность. Один, например, довольствовался «Дигестом», 
другой «Сводом» Рофруа де Беневана или даже «Сводом» Танкреда Болонского. Один 
располагал лишь жалкой компиляцией «Декреталий», а другой имел кроме того еще и 
«Свод» Реймона де Пеньяфорта. Все зависело от средств или от полученного 
наследства…
 Вийон ни в чем таком решительно не нуждался; ему хватило краткого приобщения к 
праву в качестве писца у одного юриста. Из этой практики он вынес формулы, 
обороты, звонкие слова. Его долг по отношению к юриспруденции сводился к 
словарному запасу по судопроизводству и по завещаниям. А как он использовал 
этот долг, мы знаем.
 Из «Декрета», являвшегося фундаментом всех штудий по каноническому праву, он 
вынес лишь один урок, тот самый, который клирики неизменно повторяли, идя к 
девицам легкого поведения, а именно: лучше грешить тайно, чем ввязываться в 
публичный скандал. Грациану, конечно, было бы нелегко узнать в этом уроке свое 
осуждение адюльтера…
 А вот что касается доли франкоязычных художественных произведений в тех 
библиотеках, о которых мы можем составить представление благодаря 
осуществленной после смерти их владельцев инвентаризации, то здесь можно было 
встретить буквально все. В этом разнообразии отражались личные вкусы и 
пристрастия, хотя, в общем-то, угадать, какие из находившихся там книг 
действительно читались, а какие — чаще всего — лишь упоминались в разговорах, 
весьма нелегко. Книга обладала существенной материальной ценностью, и выбросить 
ее, даже если она вышла из моды, никому в голову не приходило. Следовательно, 
нужно с максимальной осторожностью зачислить в прочитанные те из книг, что были 
когда-то приобретены либо получены по наследству. Однако существует и один 
весьма точный критерий популярности книг, и таковым является количество копий: