| |
философия. Страдание, увы, учит лучше, чем чтение.
Измучен горькою тоской,
Не в силах удержать рыданья,
Я слезы проливал рекой,
Страдал, не видя состраданья,
В игре нужды, обид, изгнанья,
Я вечно битым был мячом
И понял жизнь без толкованья, -
Здесь Аверроэс ни при чем. [88]
Так же обстоит дело и с редкими встречающимися у Вийона юридическими цитатами.
«Декрет» Грациана, этот основополагающий сборник канонического права, упомянут
лишь в связи с женщинами, берущими себе любовников «согласно „Декрету"». За
аллюзией скрывается студенческая шутка. В действительности же в «Декрете»
говорилось о публичном скандале как об отягчающем вину обстоятельстве. Как и
следовало ожидать от школяра, порой после выпивки приобщавшегося к проблемам
юриспруденции, Вийон сделал вывод, что грешить лучше в тени. «Любить в тайном
месте» — вот как следует толковать его слова о любви «согласно „Декрету"». Так
что не будем принимать эту отсылку за доказательство осведомленности в вопросах
юриспруденции.
Что же касается буллы папы Николая V, давшей в 1449 году монахам из
нищенствующих орденов право исповедовать и, соответственно, отводить к своим
обителям потоки приносимых верующими даров, то она у духовенства наделала
немало шуму. Стало быть, отказ по завещанию одновременно и декрета «Omnis
utriquisque sexus» («Людям обоего пола»), — являвшегося в действительности
декреталией Григория IX, обязывавшей всех христиан исповедоваться по крайней
мере один раз в году, причем именно своему священнику, а не чужому, — и
«Кармелитской буллы», перераспределявшей доходы в пользу ординарного
духовенства, тоже имел источником вовсе не чтение юридических текстов, а беседы
в монашеской и священнической среде.
Единственной логически необходимой и практически точной цитатой является
цитата из Вегеция, открывающая «Малое завещание». Теоретик античного военного
искусства советовал писать то, что думаешь, дабы узнавать мысли других о том,
что пишешь. Выслушивать чужое мнение относительно своих произведений — таков
смысл высказывания Вийона, который притворился, что следует совету римского
стратега, но не обратил внимания на то, что в законченном виде совет гласил:
мысль становится руководством к действию лишь после того, как ее прочтет и
одобрит государь.
РОМАН О РОЗЕ
И тут снова обнаруживается, что Вийон процитировал перевод. Причем вряд ли
можно считать случайностью то, что перевод Вегеция, из которого он
позаимствовал высказывание, принадлежит не кому иному, как Жану де Мёну. В
прологе «Книги рыцарства», переведенной с латинского языка автором «Романа о
Розе», мы читаем следующее:
«Если император не прочитал и не одобрил написанные книги, то им будет
отказано в признании и в принятии их за авторитетные свидетельства».
С неизбежной закономерностью мы снова и снова возвращаемся к «Роману о Розе»,
единственной книге, цитировавшейся Вийоном без насмешки. Именно оттуда он
извлек основные положения своей философии. Там, в частности, находятся корни
его представлений о женщине, представлений, отнюдь не совпадающих в теми,
которые явились результатом его собственных любовных опытов. Он заимствовал из
«Романа о Розе» темы, образы, даже эмоции. Прекрасная Оружейница, прежде чем
попасть в «Завещание», была уже в «Романе», где ее звали Праздной Дамой, причем
Гийом де Лоррис использовал те же слова и те же образы, дабы обрисовать как
красоту, так и безобразие.
Золотых волос струя,
Гладкий лоб, крутая бровь,
А в глазах горит любовь [89] .
У Праздной Дамы в старости на подбородке появилась ямочка, а у Прекрасной
Оружейницы он раздвоился. В молодости у одной нос был «хорош и прям», у другой
— «красивый нос прямой». Лоррис изобразил «яркий цветом ротик», а Вийон снабдил
портрет «губ алой красотой».
Вийон читал «Роман о Розе» и перечитывал. Он знал из него целые отрывки. И
заимствовал целые фразы. «Крепко в зубах узду держи» превратилось в «В зубах
узда — рысь ретива». Можно было бы процитировать сотню подобных примеров.
Человек средневековья в отличие от нас отнюдь не приравнивал заимствования к
|
|
