|
вывеска его таверны — это не просто предлог для каламбура, а и свидетельство
того, что в «Сосновой шишке» Вийон был частым гостем.
А чтобы каждый непременно
Мог получить наследство сам,
Когда я стану горстью тлена, -
Пускай идет к моим друзьям!
Тюржи, Провен известны вам?
Затем Моро, мой друг большой?
Все через них я передам,
Вплоть до кровати подо мной [56] .
Суть проблемы здесь сводится к тому, что все трое получили свою часть
наследства еще раньше — Вийон проел и пропил у них все, что у него было.
Есть тут еще один подтекст. То вино, которое поэт завещал сборщику налогов
Дени Эслену, будущему городскому старейшине, тоже должен был оплатить хозяин
«Сосновой шишки». И Вийон пользуется случаем, чтобы вставить еще одну колкость:
не принадлежит ли Тюржи к числу тех трактирщиков, которые доливают в вино воды?
Немало бочек наполнялось ночью таким образом, как ради того, чтобы
компенсировать часть затрат на закупку вина, так и для того, чтобы обмануть
фиск — сборщика налогов и откупщиков податей — относительно количества
распроданного товара. Клиента, правда, обмануть было трудно. Как только
посетителю казалось, что ему дали чересчур легкое вино, он сразу же начинал
обвинять хозяина в мошенничестве. Пожалуй, не существовало ни одного
трактирщика, который бы никогда не проделывал подобной операции. Завещатель
Вийон иронизировал вдвойне, когда притворялся, что видит в таких манипуляциях
заботу о здоровье пьяниц.
Затем, тебе, Эслен Дени,
Парижа славный старожил,
Дарю ведро вина «ольни» -
Его нацедишь у Тюржи.
От вожделения дрожи,
Пей, но не пропивай ума!
Водою память освежи:
От кабака близка тюрьма [57] .
Жаловаться, впрочем, было не на что: завсегдатаи пили в кредит. И если им
подавали плохое вино, то платили они за него меньше. Мало того, подобная
практика превращала трактирщика в некую разновидность заимодавца под заклад,
причем получалось, что в отличие от ростовщика он давал взаймы без процентов.
Возможно, он даже и не слишком обращал внимание на стоимость оставленной в
залог вещи. А вот должник прекрасно знал, каким он опять подвергнется
искушениям, когда придет выкупать залог. Вместо того чтобы заплатить Тюржи и
его коллегам, посетитель превращал принесенные деньги в новые возлияния. В
конечном счете у клиентов складывалось впечатление, что они расплачиваются
натурой: занимая в таверне под старое тряпье, человек как бы расплачивался этим
старым тряпьем за выпитое вино.
Вийон не ошибался, когда сравнивал глотку пьяницы с адским огнем. Этим
несчастным пьяницам, по его представлениям, приходится в вечном адском пламени
так же тяжело, как тому неправедному богачу, что умолял Лазаря — или, как у
него написано, «Ладра» — освежить ему лицо прикосновением своих рук. И поэт
призывал, не очень, правда, веря в силу своего призыва, воздерживаться от
удовольствия, за которое приходится так дорого платить. В конце Вийон уточнял,
что шутки тут совершенно неуместны. Сам же он продолжал, как и прежде,
расплачиваться натурой.
Но вспомните слова Христа,
Как был огнем богач палим,
А Лазарь, чья душа чиста,
На небесах сидел над ним;
Как в пекле не имел покоя
Богач, моля, чтоб Лазарь тот
Сошел к нему смочить водою
Запекшийся от жажды рот…
Пьянчужки, знайте: кто пропьет
При жизни все свои пожитки,
В аду и рюмки не хлебнет -
Там слишком дороги напитки [58] .
|
|