|
Люди прево не слишком церемонились. В доме «Образ святого Николая» они
арестовали «вооруженную» женщину: на ее беду, она резала в тот момент овощи для
супа. А одного раскричавшегося мальчишку увели как бунтовщика.
Воспользовавшись случаем, сержанты грабили посещаемые ими дома. Тащили все:
простыни с постелей, подбитые мехом плащи, оловянную посуду. Брескье на этом
лишился своих книг по грамматике.
Любители пользовались случаем, чтобы бесплатно попить в подвале вина. К этому
времени как раз уже прибыло вино нового урожая.
Сержанты навели на университетский квартал ужас, но магистры быстро пришли в
себя. Было организовано расследование. 9 мая на генеральной ассамблее доложили,
что парижский прево попрал привилегии университета. В подтверждение этого
обвинения перечислили арестованных студентов: оказалось человек сорок. Депутаты
составили делегацию уполномоченных представителей и направили ее к Прево, в его
дом на улице Жуи, что тянулась вверх от Гревской площади. Робер д'Эстутвиль был
не дурак. Он выслушал всю длинную речь магистра богословия Жана Ю, речь,
завершившуюся словами о том, что арест невинных представляет собой
злоупотребление властью. Потом, видя, что иначе ему никак не выкрутиться,
приказал выпустить арестованных студентов.
Страсти накалились. Школяры, сопровождавшие делегацию и ждавшие результатов на
«большой улице» Сент-Антуан, устроили своим освобожденным товарищам настоящее
чествование. И тут совсем некстати появилась направлявшаяся к дому прево группа
сержантов. Их встретили улюлюканьем. Сержанты притворились, что продолжают свой
путь, но, едва миновав толпу студентов, развернулись и напали на них сзади.
Студенты, желавшие продемонстрировать свои мирные намерения, пришли без оружия.
И оказались в весьма тяжелом положении. Пришлось спасаться бегством.
Сочувствующие горожане открыли свои двери и спрятали несколько студентов. Зато
многие другие, с раздражением вспоминавшие о беспорядках, встретили беглецов
ударами лопат и дубинок.
В результате столкновений один человек погиб — юный юрист, отличавшийся
прекрасной успеваемостью и не замеченный ни в каких порочащих его связях.
Очевидно, он полагал, что примерное поведение спасет его от ударов… Многие были
ранены; их перебинтовали оказавшиеся в том квартале цирюльники, и они
потихоньку вернулись домой.
Один человек угрожал даже самому ректору и собирался силой отвести его к прево.
«Иду», — сказал ректор и каким-то образом выкрутился из положения.
Поскольку имело место убийство, университет начал забастовку и подал жалобу.
Робер д'Эстутвиль сказался больным. Однако ректор добился, чтобы провели
расследование. Лейтенанта по уголовным делам Жана Безона уволили. Человеку,
грозившему ректору, отрубили кисть руки. Короче, людям из Шатле пришлось целый
год просить прощения у магистров и школяров.
Не приходится сомневаться, что Франсуа Вийон участвовал во всех этих важных
событиях, связанных с университетом. В противном случае он был бы единственным
человеком, оказавшимся в стороне от шума, смеха и потасовок. К тому же «Чертова
тумба» приземлилась как раз около церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне. Позднее,
упоминая в «Большом завещании» славного магистра Гийома де Вийона, он оставил
ему в дар «Роман о „Чертовой тумбе"», о котором нам ничего не известно и
которого, возможно, он никогда не писал.
НАЗНАЧЕНИЕ НА ДОЛЖНОСТЬ
Ценность этого дара, естественно, весьма невелика. А вот что касается столь же
иронично отказанных им по завещанию надежд на духовный сан, то они наводят на
мысль, что поэт отнюдь не сразу отверг карьеру священнослужителя и что помимо
изложения в стихотворной форме рассказа о затянувшемся фарсе он искал и иные
пути к известности. Вийон потратил несколько лет на то, чтобы выглядеть в
глазах окружающих не просто бывшим школяром. При этом в момент получения им в
1452 году степени магистра он еще мог питать кое-какие надежды.
Однако же гораздо легче фигурировать в списках людей, имеющих на что-то право,
чем получить реальный доход с церковного имущества, обзавестись должностью
каноника или капеллана, особенно когда речь идет о клирике, не являвшемся
священником. К тому времени вопрос о распределении духовных мест и бенефициев
волновал уже добрый десяток поколений клириков. До крупных соборов XV века
между собой вступали в противоречие древние права «ординарных» раздавателей
духовных мест — епископов и вельмож — и права, мало-помалу узурпированные
ненасытным папским престолом. А к XV веку сформировалась еще одна крупная
«группа давления», представленная университетским корпусом, постоянно
разраставшимся и оттого вынужденным искать все новые и новые доходы. В конце
концов в дело вмешался король, как для того, чтобы ограничить роль папы внутри
королевства, так и для того, чтобы завладеть превосходным средством оплаты
приверженности и услуг. Должности епископа и архидьякона раздавались
председателям, советникам, разного рода клиентам. Многие служители короля вроде
бы довольствовались скромным содержанием и какими-нибудь пособиями «на одежду»,
выплачиваемыми ежегодно, тогда как в действительности они милостью короля
получали весьма приличные доходы, скажем доходы каноника или кюре.
Вийон еще не успел остановиться в своем выборе ни на чем, когда в мае 1438
года собравшейся в Бурже ассамблее французского духовенства пришлось по
поручению короля вернуться к решениям Базельского собора, где весьма отчетливо
прозвучал голос представителей университетов. Результатом их обсуждения стал
обнародованный 7 июля текст, принявший суверенную форму королевского указа и
|
|