получивший название Прагматической санкции. Король попросту утвердил, слегка их 
подправив, «каноны» собора. Если иметь в виду практическую сторону дела, то он 
сделал их реально осуществимыми. А что касается принципов, то здесь он 
утверждал свое право на законодательство во французской церкви. И тем самым 
отвергал право папы и собора руководить духовенством напрямую.
 Впоследствии, четырнадцать лет спустя, папа предпринял ответные действия. 
Однако что из этого вышло, мы видели на примере неудачной миссии кардинала 
д'Эстутвиля.
 Организаторы Базельского собора решили, что епископы будут избираться 
церковными капитулами, а на низшие должности назначение будет производиться 
теми, кто это делал и прежде, то есть, по ситуации, епископом либо аббатом, 
королем либо местным феодалом. В пользу лиц, имеющих ту или иную 
университетскую степень, выделялась одна треть церковных должностей, а также 
все должности приходских священников в пределах обнесенных стенами городов. 
Ассамблея в Бурже пошла еще дальше: она выделила две трети должностей 
университетам, которые предлагали своих кандидатов распорядителям духовных мест.

 Стало быть, Вийон одно время жил великой иллюзией. Доходы церкви — магистрам! 
Наконец-то для изголодавшихся школяров наступала пора реванша. Университеты уже 
начали было составлять список будущих владельцев духовных должностей, — список, 
длина которого сразу же выявила, что спрос значительно превышает количество 
вакантных мест. Многие из выпускников, «назначенных», то есть обладавших 
письмом о назначении в адрес того или иного распорядителя духовных мест, 
обнаружили, что их будущий начальник не имеет в данный момент абсолютно ничего 
такого, что он мог бы предложить простым магистрам искусств. Их головной убор 
достался им не за великие таланты, но и проку от него тоже никакого не было. 
Назначения, как и университетские степени, были всего лишь некоей фикцией. 
Фикцией, несмотря на то что письма-назначения запечатывались большой печатью 
университета и торжественно вручались в Матюренском монастыре. Вийон довольно 
скоро убедился в иллюзорности своих надежд и легко с ними расстался, завещав 
все двум старым судьям-каноникам, имевшим хорошие доходы, известным своим 
богатством, своим влиянием и своей наглостью.



   Затем ученый титул мой,
   Что мне присвоила Сорбонна,
   Оставлю с легкою душой
   Двум школярам необученным, -
   Пусть помнят доброту Вийона!
   Поддержит их подарок сей:
   Бедняги бродят по притонам
   Голее дождевых червей.
   Зовут их мэтр Котэн Гийом
   И мэтр Тибо Витри. Отныне
   Пусть благоденствуют вдвоем,
   Молитвы шепчут по-латыни…  [45]  



 Подарок Вийона выглядит столь же карикатурно, как и юридическое толкование его 
волеизъявления, это детализированное разъяснение сущности завещания. Те, кого 
он якобы хотел спасти от злосчастий, являлись богатыми канониками из Собора 
Парижской Богоматери, то есть были закоренелыми врагами его покровителей из 
церкви Святого Бенедикта. Ссоры друзей Франсуа неизменно становились его 
собственными ссорами.
 Что же касается его собственного доходного места, то он упомянул о нем в 
«Большом завещании», когда перечислял благочестивые заведения, обеспечивавшие 
безбедное существование удачливым каноникам и капелланам. Как мы обнаруживаем 
при чтении текста, его часовня отнюдь не предназначалась для пышных ежегодных 
месс с четырьмя певчими, с двадцатью четырьмя свечами и с полной корзиной 
освященного хлеба.



   А часовому Капеллану
   Охотно я передаю
   Мою часовню и сутану
   И паству тощую мою;
   Но если б мог, не утаю,
   Я исповедовал бы сам -
   Чтоб каждая была в раю -
   Служанок и прелестных дам  [46]  .



 В той часовне справлялись лишь так называемые «сухие мессы» — мессы, где 
присутствие священника было не обязательно. Там читались тексты, но не было ни 
священнодействия, ни причастия. А раз так, то славному и, похоже, отнюдь не 
стремившемуся обременить себя церковными службами Капеллану, имя которого