Парижской Богоматери, принадлежавшему к королевской судейской знати. Имел ли 
Гийом де Вийон в своей библиотеке хотя бы двадцать книг? Были ли у него хотя бы 
две мантии? Стоял ли у него дома шкаф для риз?
 Хотя инвентаризацию в данном случае произвести невозможно, мир, открывшийся 
глазам юного Франсуа де Монкорбье, едва тот переступил порог раннего детства, 
разглядеть не так уж трудно: учеба и стихарь магистра Гийома де Вийона, 
колокольный звон, звавший на службу и на молитву Пресвятой Богоматери, гомон 
входивших в матюренский монастырь школяров, торопливый шаг тех, кто шел к 
Сорбонне, и тех, кто спускался к улице Фуарр…
 Поверх монастырских стен перед ним открывалась панорама Парижа и вид на улицу 
Сен-Жак, занявшую отрезок древней, но навсегда оставшейся в памяти парижан 
римской дороги и оказавшуюся главной улицей левого, университетского берега 
Сены. Именно на этой улице, между домом «Божья любовь», стоявшим на углу улицы 
Сен-Северен, и домом «Серебряная корзина», примыкавшим к иаковитскому монастырю,
 он начал потом знакомиться с нравами столичных жителей.
 Поначалу он читал Библию для общего развития, «Донат» для усвоения 
грамматических правил и «Доктринал» для уточнения унаследованных от родителей 
религиозных понятий. То было приобщение к азам. Позже у него появилось 
убеждение, что приобретенного им в этой области уже достаточно и что от 
избыточных знаний нет никакой пользы. «Донат», решил он, достаточно скучен, и 
следовало бы, чтобы уже за одно изучение содержащихся в нем молитв верующий 
получал вечное спасение. Дабы посмеяться над тремя ростовщиками, Франсуа Вийон 
сделал из этой философии забавную песенку, где перемещались латинские слова с 
двойным смыслом. Слово «честь», взятое из католической молитвы во славу Девы 
Марии, одновременно оказывается названием не столь давно учрежденной английским 
королем Генрихом VI и еще встречавшейся в обиходе монеты. Поэт выражает горечь 
человека, получившего кое-какое образование, но все же оставшегося обездоленным.




   Так пусть поможет им в ученье
   Мэтр Пьер Ришье. Но надо знать:
   «Донат» для них — одно мученье!
   Как дательный падеж понять
   Тому, кто не привык давать?
   У них и так ума палата,
   Коль научились повторять:
   «Тебе и честь и слава, злато!»  [29]  



 Три жадных ростовщика ничему не научились, если не считать песни во славу 
золота. А от учебы богаче не становишься.




 ГЛАВА V. И измениться захотелось мне…




ТОВАР

 Война закончилась. Французы забыли недавно мучивший их страх: страх смерти, 
страх разорения, страх перед завтрашним днем. У людей стала проявляться деловая 
активность. Они начали строить, организовывать, рисковать, творить.
 Что мог предпринять в такое время юный парижанин, желающий разбогатеть? 
Заняться работой? В момент подведения личных итогов поэт, поменяв местами 
элементы причинно-следственной пары, выразил следующую мысль: работать можно 
лишь тогда, когда у тебя не пустой желудок. В этом мире все является иллюзией и 
противоречием, но вот что касается голода, то он вполне реален.



   Работать может лишь несытый,
   Придет на помощь только враг,
   Надежен сторож непросыпный ,
   Кто сено не жует — чудак [30] .



 Это вопрос «Зачем?», сформулированный бедняком. А ведь можно подумать, что для 
школяра, проживавшего почти в самой церкви Святого Бенедикта, путь к успеху был 
обеспечен. Путь к обильно сервированному столу, к отороченной беличьим мехом 
шапочке, к просторному собственному дому. В возрождавшемся от лихолетья Париже 
полет фантазии честолюбцев не сковывался ничем.
 Некоторые из них, естественно, выбирали «товар». Однако пора в этом отношении 
была для столицы не из легких. Руан обретал экономическую независимость,