рядового христианина, как сразу обнаруживалось, что доверие к церкви 
объясняется всего лишь инстинктом приспособления к реальным условиям. 
Единственной глубокой верой была вера в Бога. Вийон, не слишком задерживаясь на 
этой проблеме, назвал вещи своими именами: ради Бога можно принять даже церковь.

 Мы так любим Бога, что ходим в церковь.


АД И РАЙ

 Что касается проблемы спасения, то главное было не попасть в ад. В обрисовке 
же рая практически нет никаких позитивных элементов — поэт был весьма далек от 
изощренности теологов, устанавливавших градацию и хронологию между спасением и 
вечным проклятием. Винцент из Бове, чей трактат «Зерцало человеческого 
спасения» был переведен на французский язык Жаном Мьело — текст появился в 
Париже в 1450-е годы, — различал четыре уровня загробного существования: ад 
осужденных на вечные муки, ад некрещеных детей, чистилище, рай для святых. 
Образ этот получил распространение. Тогда же, в 50-е годы, органист Арнуль 
Гребан из Собора Парижской Богоматери перевел его на язык музыки в своей 
«Мистерии страсти». Магистр Гребан был бакалавром теологии, связанным 
достаточно тесными узами с университетским кварталом. На представлениях 
толпился весь парижский свет. Отдельные мелодии из мистерии можно было услышать 
даже на улице. Так что Вийону она, скорее всего, была хорошо знакома.
 И все же описание ада у Вийона — одно из самых безыскусных, причем навеяно оно 
преимущественно скульптурными фронтонами с изображением пляски смерти на 
кладбище Невинноубиенных младенцев. Есть небо, и есть противостоящий ему ад. 
Отличие видения Вийона от традиционного видения состоит только в том, что 
благодаря искуплению в его аду не осталось ни одного праведника. Соответственно 
рай оказался населенным лишь теми душами, которые спас от пламени Христос. А 
чистилище перестало быть местом, где содержатся полуправедники перед испытанием,
 и стало просто «преддверьем», где души праведников ждут искупления.



   Во имя Бога, вечного отца,
   И сына, рожденного Девою,
   Который вместе со Святым духом
   Является Богом, совечным отцу;
   Он спас тех, кого погубил Адам,
   И населяет небеса погубленными…
   Достоин хорошей доли тот, кто крепко верит,
   Что покойные стали маленькими богами  [16]  .



 В этом отрывке есть и игра слов, и реминисценции из «Credo» — в частности, 
поставленные на одну ступень Бог-отец, Бог-сын и Святой дух, — но самым 
интересным здесь является представление Вийона о спасении. Он показал, что у 
него есть собственная теология, хотя поверить в нее, принять догму, согласно 
которой благодаря вере покойники превращаются в «маленьких богов», весьма и 
весьма нелегко. Формула выглядела бы и совсем нелепо, если бы Вийон не 
употребил ее намеренно, дабы шокировать своего читателя. Однако при этом в 
голосе поэта звучит твердое убеждение: кто крепко верит, тот достоин награды. 
Иными словами, поверив в невероятное, можно попасть на небеса. Ну а небеса 
начинаются там, где кончается ад. Здесь, впрочем, Вийон тоже тонко рассчитывает 
эффект своих слов: ирония по отношению к пророкам и патриархам, не слишком 
заслуженно попавшим в рай, таит нотку скептицизма в описании, но юмор 
заключительного образа необходим еще и для того, чтобы смягчить страшную 
картину вечности, открывающейся перед взором поэта.



   Да, всем придется умереть
   И адские познать мученья:
   Телам — истлеть, душе — гореть,
   Всем, без различья положенья!
   Конечно, будут исключенья:
   Ну, скажем, патриарх, пророк…
   Огонь геенны, без сомненья,
   От задниц праведных далек!  [17]  



 Чистилище, каким его представлял себе Вийон, мы видим лишь мельком, лишь в 
некоторых эпизодах, где упоминаются дары уже умершим людям. Завещая что-нибудь 
явно фиктивное различным людям из разряда власть имущих — регентам факультета, 
судьям королевских либо церковных судов, — которые хоть в какой-то мере 
оказались добры к нему, поэт скрупулезно отмечал, что они в настоящий момент 
сушат свои кости и тела. И высказывал пожелание, чтобы они получили прощение. 
Прощение, которое, значит, они еще не получили. На этом аллюзия заканчивалась.