деле, когда притворялась, что слушает его. Если б он знал…
 Его глубоко ранили, и речь не только о разочаровании в любви. Наткнувшись, сам 
того не подозревая, на «пещеру» Платона, поэт поставит под сомнение весь мир. 
Целую нить противоречий сплело время, когда речь зашла о Прекрасной Оружейнице. 
Время обезображивает, старость — не завершение, а отрицание молодости.



   Что стало с этим чистым лбом?
   Где медь волос? Где брови-стрелы?
   Где взгляд, который жег огнем,
   Сражая насмерть самых смелых?
   Где маленький мой носик белый,
   Где нежных ушек красота
   И щеки — пара яблок спелых,
   И свежесть розового рта?  [267]  



 На эти вопросы, которые как бы задает сама себе женщина, стих за стихом 
отвечает старость.



   В морщинах лоб, и взгляд погас,
   Мой волос сед, бровей не стало,
   Померкло пламя синих глаз,
   Которым стольких завлекала,
   Загнулся нос кривым кинжалом,
   В ушах — седых волос кусты,
   Беззубый рот глядит провалом,
   И щек обвисли лоскуты…  [268]  



 В представлении о красоте Вийона многое может удивить волокит XX века. Широко 
расставленные глаза, раздвоенный подбородок больше определяют стиль, нежели 
реальный образ; поэт не любит сросшиеся брови, а ямочки на щеках его умиляют…
 Зеркало времени не менее сурово к телу, чем к лицу. Поэт описывает тело 
женщины.



   Где белизна точеных рук
   И плеч моих изгиб лебяжий?
   Где пышных бедер полукруг,
   Приподнятых в любовном раже,
   Упругий зад, который даже
   У старцев жар будил в крови,
   И скрытый между крепких ляжек
   Сад наслаждений и любви?



 И еще: старость — это увядание всего. Только стихи приемлют весь ужас, 
заключенный в портрете: в них чувствуется грусть, замаскированная иронией.



   Вот доля женской красоты!
   Согнулись плечи, грудь запала,
   И руки скручены в жгуты,
   И зад и бедра — все пропало!
   И ляжки, пышные бывало,
   Как пара сморщенных колбас…
   А сад любви? Там все увяло,
   Ничто не привлекает глаз  [269]  .





ОТРЕЧЕНИЕ

 Катрин де Воссель — женщина двуличная. Поэт оплакивает свою доверчивость, а не 
наслаждения: он принял пузырь за фонарь, а свинью за ветряную мельницу.



   Всегда, во всем она лгала,