«Большое завещание».



   Фальшивая душа — гнилой товар,
   Румяна лгут, обманывая взор,
   Амур нанес мне гибельный удар,
   Неугасим страдания костер.
   Сомнения язвят острее шпор!
   Ужель в тоске покину этот мир?
   Алмазный взгляд смягчит ли мой укор?
   Не погуби, спаси того, кто сир!
   Мне б сразу погасить в душе пожар,
   А я страдал напрасно до сих пор,
   Рыдал, любви вымаливая дар…
   Теперь же что? Изгнания позор?
   Ад ревности? Все, кто на ноги скор,
   Сюда смотри: безжалостный кумир
   Мне произносит смертный приговор!
   Не погуби, спаси того, кто сир!  [259]  



 Хотел ли он забыть Катрин? Разгонял ли он скуку? За куртуазным вымыслом 
проглядывает горечь, не связанная ничем с правилами поэтической игры. Вийон 
сокрушается о безвозвратной потере — об утрате любовных иллюзий. Прошло время, 
когда он ходил «обрабатывать другие поля». Возраст дает о себе знать, а тут еще 
и нищета. Возраст гонит миражи любви. По правде говоря, он отгоняет и образ 
любимой…
 Старым я буду. А вы безобразной, бесцветной.
 В Париже любовь была драматичной. В ссылке 1457 — 1460 годов она становится 
мучительной. Отказ в помиловании делает еще более горестными годы, проведенные 
им вне Парижа.
 Вийон забывает Марту. Он бережет свою поэму. В то время как судьба поэта 
ужесточается, стихи прошедших лет приобретают новое звучание: они не только 
стихи-воспоминание, они также и оружие.
 Ибо в Париже, куда он возвращается в 1461 году по выходе из мёнской тюрьмы, 
Вийон вновь встречает Катрин и узнает, что она дарит богатому Итье Маршану то, 
в чем отказывала бедному школяру. Маршан — свой человек при дворе Карла 
Французского, брата нового короля Людовика XI. Он и дипломат, и финансист, 
интриган и посредник, деньги к нему сами идут. Поэт говорит о нем с 
недоброжелательностью, не вписывающейся в условности любовной битвы: Катрин 
любит только за деньги. Чувствуя все время возобновляющуюся обиду и унижение, 
Вийон во власти одной лишь мысли: его предали. Катрин предпочла ему другого. 
Она привела его на дорогу любви затем, чтобы бросить там.



   Но я еще любил тогда
   Так беззаветно, всей душою,
   Сгорал от страсти и стыда,
   Рыдал от ревности, не скрою.
   О, если б, тронута мольбою,
   Она призналась с первых дней,
   Что это было лишь игрою, -
   Я б избежал ее сетей!
   Увы, на все мольбы в ответ
   Она мне ласково кивала,
   Не говоря ни «да», ни «нет».
   Моим признаниям внимала,
   Звала, манила, обещала
   Утишить боль сердечных ран,
   Всему притворно потакала, -
   Но это был сплошной обман.  [260]  



 Вийон оплакивает не плотскую любовь, в которой ему отказывала Катрин. Он 
оплакивает душевную близость, подаренную ему Катрин, но, оказывается, его 
обманывали. Ему невыносимо вспоминать об их посиделках, о том терпении, с коим 
она слушала его бесконечную болтовню.
 Заставляла ли она его сражаться за нее? Ягоды смородины, которые он жевал, не 
были ли они с тех веток, которыми в Париже обычно стегали детей? Действительно 
ли она выпроводила своего возлюбленного и оставила голым у дверей? Но дано ли 
кому-нибудь что-либо знать об этом поэте-самоистязателе — ведь он мог говорить 
все что угодно, чтобы обвинить неверную?
 Теперь он в ярости. Он презирает возлюбленную и называет ее отныне не 
собственным именем, а лишь именем обобщенным. «Дорогая Роза» — так обычно 
обращаются к любимой женщине. «Роман о Розе» здесь просто вовремя пришел на 
память. Всякая женщина зовется Розой, и народные поэты, шансонье, сочинители