всего ростовщик, а церковь запрещала получать долги с процентами, основываясь 
на Евангелии от Луки: «Всякому просящему у тебя давай, и от взявшего твое не 
требуй назад». Прав он или не прав, но ломбардец не очень-то беспокоится о 
своих последних днях, а если и начинает беспокоиться, то слишком поздно. Он 
чересчур любит деньги.
 В самой середине пародии, где поэт использует традиционные формулы, мы вдруг 
замечаем его лукавую усмешку. Он любит их всех «в одной меже». В судейском 
языке это классическое описание прекрасных земельных владений.
 Пока поэт намеревается одаривать всех благами, он сидит в подземной тюрьме 
епископского замка в Мёне, и епископ Тибо д'Оссиньи не спешит выпускать его на 
волю. Насколько известно, Оссиньи хоть и был человеком высокомерным, но 
оставался при этом весьма справедливым — он совсем не тот тиран, каким рисует 
его Вийон. Но епископ Орлеанский — жесткий администратор, любящий порядок, для 
которого плохой писец — это плохой писец, и он предпочитает видеть вора в 
наручниках, а не бродящим по дорогам.


БЕДНЫЙ ВИЙОН

 Теперь все помыслы мэтра Франсуа о его парижских друзьях. Некоторые из них 
живут в своих домах, у них добрые лица, а когда они выходят на улицу, на них 
приятно посмотреть. Далеко не все шалопаи. Есть среди них и те, кто занимается 
полезными делами и водит знакомство с такими же людьми, как они сами. Это им, 
или одному из них, посвящается «Послание», написанное в тюрьме, это крик о 
помощи, который ставит на кон веревку или грамоту о помиловании. Эти люди 
развлекаются под солнышком, «любезничают» — мы бы сказали «танцуют самбу», — 
попивая молодое винцо. Позволят ли они повесить бедного малого, который был 
одним из них? Придут ли они вовремя или же принесут ему теплого бульона, когда 
он уже будет мертв?
 Обращаясь к своим прежним друзьям с длинным посланием, Вийон рисует картину 
былого счастья — счастья, сотканного из беззаботности, разных уловок и 
маленьких радостей. Любить, танцевать, пить, понемногу сочинять стихи и чуточку 
размышлять; критика другого здесь — это программа для самого себя. Простое 
счастье — это когда живешь, не замечая его, — его замечают, лишь когда 
утрачивают.



   Ответьте, баловни побед,
   Танцор, искусник и поэт,
   Ловкач лихой, фигляр холеный,
   Нарядных дам блестящий цвет,
   Оставите ль вы здесь Вийона?  [200]  



 Это тоже образ счастья, но видится он теперь из мрачной тюрьмы, где глотки 
сухи и издают звук, похожий на щелканье погремушки.



   Ваганты, певуны и музыканты,
   Молодчики с тугими кошельками,
   Комедианты, ухари и франты,
   Разумники в обнимку с дураками,
   Он брошен вами, подыхает в яме.
   А смерть придет — поднимете вы чарки,
   Но воскресят ли мертвого припарки?



 У поэта больше нет желания смеяться, и с подмигиванием на этот раз ничего не 
получается. Очень нужен будет ему теплый бульон, когда его не станет! 
Единственный штрих иронии — в автопортрете узника, который постится по 
воскресеньям и вторникам, именно когда никто и не думает поститься.



   Ни смеха, ни улыбки: это попросту скорбное одиночество человека, что умрет, 
покинутый друзьями.
   Взгляните на него в сем гиблом месте  [201]  .



 Вийон очень изменился. Какова бы ни была причина его заточения, он считает 
себя жертвой ошибки. Когда он шатался по дорогам, был нищим, когда его искали и 
даже арестовывали, тогда он не чувствовал еще настоящей горести. Теперь он скис.
 Его внутреннему взору представляется новый образ Вийона, образ жертвы общества.
 В сердце беззаботного шутника, писавшего «Малое завещание», а потом бежавшего 
от малозавидной судьбы, была лишь нежность, предназначавшаяся друзьям, и ирония,