Людовика Орлеанского. Хуже того, Карл должен был еще и благодарить герцога 
Бургундского: тот в конце концов расплатился с англичанами, которым задолжали 
еще со времен Азенкура.
 Недовольный, пресыщенный, усталый, герцог приближался к своему пятидесятилетию.
 Обманувшись в единственной своей попытке играть какую-то роль на политической 
арене, он рассудил, что пришло время использовать прекрасные дни в милой 
компании его новой супруги, юной, но уже искушенной в кокетстве Марии Клевской.
 Герцогиня Орлеанская любила роскошь, туалеты, драгоценности, украшенные 
миниатюрами книги. Карл любил играть в шахматы, беседовать с литераторами, 
вести переписку в стихах, ходить на охоту и совершать длительные прогулки. Он 
наслаждался изысканным языком, куртуазным обществом и хорошей музыкой. И муж и 
жена писали стихи.
 Старый муж отдалился от всего, молодая супруга еще во все верила. Один легко 
предавался меланхолии, другая иллюзиям любви. Герцог не сбрасывал со счетов ее 
молодость: он добавлял к ней от своей мудрости.



   Амур, которому нетрудно
   И старцу голову вскружить,
   И юношу привадой чудной
   В свои тенета заманить,
   Тебе ль не знать, что безрассудно
   С влюбленными так говорить.
   И ждет меня их суд прилюдный,
   Но я прошу меня простить,
   Повременив с судом, покуда
   Не поубавится их прыть
   И им придется рассудить
   Что страсть — лишь милая причуда.



 Карл слишком долго жил в крепости, а потому знал цену свободному пространству 
и свежему воздуху. Но он остается принцем старого времени, буколика ему чужда, 
как и его предшественникам — великим охотникам. Куропатка ему больше по вкусу, 
чем соловей. И поэтому он славит замок Савоньер, этот старый сельский дом.



   Через поля, через холмы
   За дичью понесемся мы,
   А там придет черед рыбалке .



 Самый приятный месяц — это май. Но не для игр в пастухов и пастушек. Май — 
месяц любви, а соблазнить любимую можно во время прогулки. Поэт думает об 
удовольствиях, об «увеселениях».



   Где мне обещана услада,
   В тиши полей, в тени дубрав,
   Яви, Амур, свой резвый нрав,
   А большего мне и не надо.



 Карл Орлеанский чувствует себя не в своей тарелке в этом мире, где все так 
изменилось, пока он отсутствовал. Его внутреннее «я» все еще питается «Романом 
о Розе» и «Мелиадором» Фруассара, ему мил Ален Шартье с его «Безжалостной 
красавицей». Любимые слова в поэзии старого герцога — это «меланхолия», 
«томность», «увеселение»… Каждый стих расцвечен аллегориями. Сентименталистская 
грамматика — неотъемлемый признак любовной схоластики: закодированная в 
символике куртуазной поэзии, она недоступна богословам, с присущей им 
ограниченностью выразительных средств.
 Любитель веселых прогулок и всяческих развлечений в деревне на берегах Луары 
способен пробежать путь, ведущий к Радости, как Жан де Мён искал дорогу, 
которая ведет к Розе.
 И если язык в поэзии Орлеанского по форме нов, то по сути он повторение 
прошлого. Присутствует здесь в изобилии словарь верховой езды:



   Вперед, любовное Желанье,
   Спеши в садах Очарованья
   Ты замок Радости найти,
   А чтобы не скучать в пути,
   Возьми с собой Воспоминанье.