| |
«Корову», «Жирного барана»
И «Круторогого быка».
А если кто у мясника
Угнать захочет это стадо,
Пускай повесят дурака,
Чтоб не хватал, чего не надо! [151]
Дословный перевод:
А также Жану Трувэ, мяснику,
Оставляю Барана, породистого и нежного,
И хлопушку, чтобы отгонять мух,
Венценосного быка, которого хотят продать,
И Корову, которую может взять себе
Негодяй, обнимавший ее за шею:
Если он не вернет ее, пусть его повесят
И удушат крепкой веревкой!
«Баран, породистый и нежный» — это выпад против Жана Трувэ, про которого все
знают, что характер у него необузданный. Во всем квартале мясников Трувэ
известен вспыльчивостью, и у многих на памяти, как его не один раз, чтобы
успокоить, приходилось отводить в Шатле. Возможно, Вийону или кому-нибудь из
его друзей доводилось драться с мясником. Кто знает Трувэ, вдоволь посмеется
над этими словами: чистопородный и нежный.
Гурманам известно также, что породистый баран — это баранина, из которой
готовят отбивные. «Хлопушка для мух» — это хлыст, чтобы наказывать. Хлыст
волопаса для «круторогого быка»? Ну да, ведь его хотят продать! Еще одна
неудача для томимой жаждой молодежи: таверну закрывают. Ну а при чем тут мясник
Трувэ? А при том, что завещать пьянице закрытую таверну — это насмехаться над
ним.
Конец восьмистишия еще более мрачен. Негодяй, который обнимает корову, может
также попасть на вывеску. Улице «Корова» на правом берегу дано название по
вывеске не вполне приличной. В конце стиха, очень дерзком, содержится намек на
того, кто знает, какому врагу обещана веревка. Кто будет повешен: негодник
(vilain) — игра слов с фамилией автора — или мясник Трувэ? А насмешники,
которые в один прекрасный день переместили «Чертову тумбу», на сей раз
подшутили над вывеской «Корова»?
Вывески, эти наивные картинки, вырезанные из крашеного дерева или позлащенного
полотна, занимают существенное место в социальном облике средневековья. Они
стали развлечением учащейся братии, но еще раньше они давали имя дому, служили
рекламой лавочек. Сами по себе они адреса. Живут не только в доме с «Образом
святой Екатерины», но и напротив него или рядом с ним. В городском лабиринте,
где названия улиц никак не обозначены и где у домов нет номера, вывеска —
главный ориентир в городской жизни. Образы святых, фигурки животных,
символические предметы в конце концов дают свое имя человеку, который живет в
доме, лавочник или ремесленник, — это «магистр из „Образа святого Николая"»,
«сеньор из „Барана"», даже «Пьеро из „Мула"». Некоторые сделают потом название
дома частью своего имени.
Естественно, когда парижанин хочет пошутить, он отдает предпочтение
вывескам-животным. В то же время многие хозяева обнаруживают при пробуждении,
что у них пропала вывеска и необходимо водворить ее на место, а тем временем
весь квартал потешается на их счет. «На их счет» — точное слово, ибо, если
потешаются над ночной «свадьбой» «Кобылы в полоску», ее хозяин в конце концов
должен хорошо угостить соседей, дабы восстановить мир.
Подобные «свадьбы» часто отличаются дурным вкусом. В 1452 году вовсю
потешались над тем, как молодые бездельники публично поженили «Медведя» и
«Бегущую свинью» — таинство совершалось в «Олене». Благоразумные жители
будущего Латинского квартала подали жалобу.
Шутка иногда превращается в сведение счетов. Так, например, было с Робером
Валле, однокашником Вийона, — если помните, это он быстро перескакивал с одной
ступени своей карьеры на другую. Валле принадлежал к самой знатной финансовой и
судебной элите, уже в 1449 году он магистр искусств, тремя годами раньше, чем
Вийон; затем становится кюре в 1452 году и прокурором в Шатле — в 1455-м. Он
владелец нескольких домов. Он бывает на людях с доброй подружкой, известной
всем благодаря нашумевшему судебному процессу в 1454 году. В отличие от своих
менее удачливых старых друзей Валле не знает забот. Друзья молодости забыты.
Возможно, что они просто ему в тягость. Дела есть дела; к черту попрошаек.
И тут Вийон становится жестоким. Два завещания клеймят предательство и
скопидомство — два качества, наиболее ненавистные поэту. Он завещает Валле
подштанники, чтоб тот мог сделать из них головной убор для своей дамы. Он
присоединяет к этому трактат «Искусство памяти». И, словно не насытившись
шутками, бедный клирик хочет продать свою кольчугу и купить этому «мальчугану»
лавку публичного писца, «оконце», какие можно увидеть меж контрфорсов
Сен-Жак-де-ла-Бушри. Будет чем заняться!
|
|