лично ему. Такой можно сделать общий вывод.
 Копия, плагиат — все эти понятия никак не подходят для тех времен, когда 
оригинальность мысли никому не казалась главной добродетелью и когда, напротив, 
добродетелью выглядело гарантировавшее ортодоксальность подражание древним. Ван 
дер Вейден, писавший сотое в западной живописи полотно «Страшный суд», отнюдь 
не занимался плагиатом. Находящееся в Эксе «Благовещение» никоим образом нельзя 
считать плагиатом на том основании, что Богоматерь изображена там, как и на 
сотне других «Благовещений», читающей свой часослов перед церковным налоем. И 
Жан Фуке, творивший в те же годы, что и Франсуа Вийон, тоже не стал плагиатором,
 когда по возвращении из Италии использовал для «Часослова» Этьена Шевалье 
геометрическую перспективу Леона Баттисты Альберти.


ЗАВЕЩАНИЕ

 Сама идея организовать свое окрашенное в цвета благодарности либо мщения 
видение людей и вещей, используя для этого тесные рамки пародийного завещания, 
оригинальностью не отличалась. Она возникла еще в эпоху позднеримской 
литературы. Было свое «Завещание» у Жана де Мёна, которое Вийон знал настолько 
хорошо, что, цитируя по памяти, смешивал его с «Романом о Розе»: именно там Жан 
де Мён просил, чтобы молодежи прощали грехи, пока она молода, потому что их все 
равно придется простить, когда молодость пройдет. В свою очередь Рютбёф 
высказал в своем «Завещании потехи ради», ставшем настоящим шедевром 
бурлескного жанра, свои последние обиды в форме последних распоряжений. Карл 
Орлеанский попытался развить эту тему в утонченной тональности куртуазных 
аллегорий.



   Во-первых, всю мою натуру,
   Чьих склонностей я не таю,
   Его Величеству Амуру
   Вручаю, чтоб в своем Раю
   Он душу приютил мою.  [125]  



 Пробовали свои силы в жанре завещания, правда с меньшим успехом, и другие 
поэты, например побывавший в плену у арманьяков осерский бальи Жан Ренье. Его 
поэма в форме завещания несколько затянута, но стихи в ней не лишены силы. 
Трудно сказать с определенностью, читал Вийон ее или нет: она была написана в 
1433 году и, похоже, не получила широкого распространения.
 «Завещание» Вийона представляет собой синтез. Оно восходит к жанру поэмы 
намеков, существовавшему в рамках традиции лирических аллегорий. А с другой 
стороны, оно было тесно связано и с традицией буржуазной реалистической 
литературы, причем этот реализм оказался многим обязан карикатуре на язык 
юридических формул. То, что Вийон какое-то время зарабатывал себе на жизнь в 
конторе нотариуса, похоже на правду. У него в памяти сохранилась масса 
юридических изречений, благодаря которым рассказ несет на себе печать 
подлинности. Тут-то и находится второй компонент синтеза: это правдоподобная 
карикатура.
 Вийон начинает свою поэму с места в карьер. Называет свое имя. Сообщает даты. 
Мотивирует свои действия, как если бы речь шла о настоящем документе. Дважды 
апеллирует к святой Троице, с чего в соответствии с раз и навсегда заведенным 
порядком начинали нотариусы любое завещание. Дважды напоминает читателю, что 
поэма является завещанием: вымысел должны принимать всерьез.



   Во имя Бога, как сказал я,
   И Матери его святейшей…



 На протяжении всего «Завещания» возникают термины из словаря нотариусов и 
актуариусов: не слишком много, чтобы не вредить художественности, но вполне 
достаточно, чтобы расставить юридические акценты. То и дело повторяющиеся 
«Затем…» отмеряют дары и волеизъявления. Поэт «дарует право» и «дарует власть». 
Он желает и распоряжается. Он учреждает. Он получает. Он вручает. «Декрет», 
который уже в «Малом завещании» «по пунктам излагает дело», обладал 
способностью превращать предложения в статьи. Этим пользовались священники, 
чтобы «получать сверх», что на официальном языке означало «собирать налоги».
 Активно служил Вийону юридический язык и в тех случаях, когда ему нужно было 
поиграть словами с двойным смыслом. Табари, который во время допроса его 
королевскими судьями, вероятно, раздул инцидент с «Чертовой тумбой», как 
оказалось, не просто скопировал «Роман о „Чертовой тумбе"», а «укрупнил» его, 
как поступал любой служащий нотариуса, переписывавший документ «крупным 
почерком» для клиента.
 Отказывая по завещанию что-то друзьям, что-то родным, сообщая состав 
душеприказчиков, отдавая распоряжения относительно похорон и места захоронения,