Да, я любил, молва не врет,
   Горел и вновь готов гореть.
   Но в сердце мрак и пуст живот -
   Он не наполнен и на треть, -
   На девок ли теперь смотреть?
   Когда на дне стакана сухо,
   Не станешь ни плясать, ни петь:
   Пустое брюхо к песням глухо  [121]  .



 Интересно получилось, что свое самое прекрасное лирическое сочинение, 
прославлявшее вечную Женщину и постоянство в любви, Вийон создал для мужчины: 
он написал балладу и преподнес ее однажды оказавшему ему серьезную услугу Прево 
Роберу д'Эстутвилю, дабы тот в свою очередь подарил ее подруге своей жизни. Да 
не придется нам никогда разлучаться. И в вас я уверен, как в себе. Именно 
поэтому так крепки соединяющие нас узы…



   Принцесса, поверьте! Отныне покоя
   От вас вдалеке мне не знать никогда!
   Без вас я погибну, измучен тоскою,
   А поэтому с вами я буду всегда  [122]  .



 Вийон все же не настолько мало читал, чтобы совсем не допускать реминисценций. 
Нет-нет да и встретим мы у него какую-нибудь формулу куртуазной любви. В начале 
«Малого завещания» мы читаем про «нежный взор и лик прекрасный». Поэт 
настроился на условный тон, соответствующий избранной им роли достойного 
жалости «покинутого и отвергнутого любовника». Тот отвергает любовь, «негодует» 
на нее. Бросает ей вызов. Здесь нетрудно заметить отзвуки «Романа о Розе».



   Возникло у меня желанье
   Сломать любовную тюрьму
   И прекратить души страданье  [123]  .



 Однако парижский шалопай то и дело одерживал в нем верх, так что месть, 
отвечающая канонам куртуазной поэзии, не получилась. Куртуазный поэт не стал бы 
называть свою возлюбленную «девицей с носом искривленным». Роза никогда не 
слышала, чтобы к ней обращались как к «развратному отродью».
 Надо сказать, Вийон прекрасно владел искусством словесной игры и каламбура. И 
перед фривольной шуткой никогда не останавливался. Он стремился к тому, чтобы 
вызвать либо смех, либо слезы. Но только не улыбку…
 В коротком рондо, полный смысл которого мы до конца никогда не поймем, 
поскольку оно обращено к неизвестному лицу, игра рифм позволила поэту 
максимально усилить шутливое содержание миниатюры. Жанэн — это традиционный 
фольклорный рогоносец. «Л'Авеню» означает «пришедший в неподходящий момент». Ну 
а баня — это место, где можно было и помыться, и найти девиц легкого поведения. 
Куда же как не туда отправить пришедшего некстати Жанэна? Эта горящая петарда 
из слов и трех образов, естественно, не имеет ничего общего ни с «Романом о 
Розе», ни с унаследованным от трубадуров лиризмом.



   Жанэн л'Авеню,
   Сходи-ка ты в баню!
   Ко святому дню,
   Жанэн л'Авеню!
   Удиви родню,
   Поплещись в лохани,
   Жанэн л'Авеню,
   Сходи-ка ты в баню!  [124]  



 В наши дни критика ставит под сомнение принадлежность этого стихотворения 
Вийону. А если его написал все-таки он, будем считать это просто игрой.
 Переделка заимствованных образов, оригинальное творчество в традиционных 
рамках, модернизированная трактовка базовых, уже использованных мифологией тем, 
данные истории либо богословия, полученные, как правило, не из первоисточников, 
а из созданных за предшествовавшие три века компиляций, — таков исходный 
материал вийоновского творчества, и таковы результаты. Чего у Вийона никак не 
отнимешь, так это его таланта и живости характера. Пусть использованные им 
слова достались ему в наследство от кого-то другого, гений языка принадлежал