В то же время у Голсуорси осталась одна сфера творчества, в которой он мог 
выразить себя как цельную личность, – это была поэзия. Его стихи, особенно 
военных лет, выражали как чувства человека, так и его художническое 
мировосприятие: в них нет раздвоенности. Здесь он оставался полноценным 
мастером слова – и в то же время выражал свою боль. Лучшие его стихотворения по 
жанру и стилю как бы продолжают раннюю поэму «Сон»; в них говорится о его 
собственных взглядах и убеждениях. Хотя по стилю произведения сильно отличаются 
от того, что характерно для современной поэзии, им свойственны проникновенность 
и глубина чувств, определившие их неповторимое своеобразие. Одно из 
стихотворений, написанных во время войны, он назвал «Долина теней»:



   И моему, выходит, кораблю
   Пора из света уплывать в потемки.
   О Боже, об одном тебя молю:
   Пускай войны не ведают потомки.
   Как будто жить я не переставал,
   Я, тот, который воевал так смело,
   В бою «ура» кричал и распевал,
   Когда в висках кровь пела и кипела.
   Пускай войну я унесу с собой
   В разверзшиеся черные глубины,
   Пускай мой вздох последний, как отбой,
   Навеет мир на холмы и долины.



 Или другое:



   Вот войско юности моей,
   Подобно тени,
   Под звездами, во тьме полей
   Идет в забвенье.
   Им не удастся избежать
   Предназначенья,
   И суждено им пасть и спать
   Без пробужденья.



 Голсуорси никогда не был особенно широко известен как поэт, и лишь немногие из 
его стихотворений можно встретить в современных антологиях. Тем не менее он 
очень серьезно относился к данному виду творчества, и с годами поэзия стала для 
него единственным способом выразить себя без самоограничений.




 Глава 27
 ГОСПИТАЛЬ ВО ФРАНЦИИ


 Зима 1915—1916 годов была первой, которую чета Голсуорси полностью провела в 
Уингстоне. Ада стиснула зубы и в начале декабря писала Моттрэму: «Суровая 
судьба распорядилась, чтобы мы остались здесь. Дж. не сможет нормально работать 
в Лондоне; поэтому один дом пустует, и погода совершенно не зимняя, но здесь 
ему хорошо работается, поэтому мы держимся за дом № 2». «Я продолжаю вязать, 
печатать и вообще работать изо всех сил. Единственное что нельзя делать сейчас, 
– это предаваться скорби». Можно пожалеть Аду: ее роль вязальщицы и машинистки 
должна быть очень скучной для человека, который привык к гораздо более 
интересной жизни, которому необходимы постоянные развлечения, перемена мест, 
встречи с новыми людьми.
 Для Джона эти долгие месяцы непрерывной работы были именно тем, о чем он 
всегда мечтал, но, по иронии судьбы, именно сейчас это приносило мало пользы. 2 
января он закончил роман «Сильнее смерти» – «самую длинную мою книгу, если не 
считать «Усадьбы», которую я написал за кратчайший срок». Даже доработка этой 
длинной, довольно бессвязной книги заняла у него меньше времени, чем обычно: к 
24 января она была закончена, и роман отправлен «мисс Паф для перепечатки». 
Затем, по словам Мэррота, «пять дней были посвящены чтению романа вслух его 
жене!». Это трудно себе представить: голос Джона и терпение Ады; увы, это 
пятидневное чтение не привнесло критичности в восприятие произведения: к 
сожалению, роман «Сильнее смерти» был совершенно во вкусе Ады. Как и ее любимый 
«Патриций», это непритязательное романтическое произведение, в котором к тому 
же звучали отголоски ее давней истории с майором Голсуорси.
 Вместе с тем писатель даже в период создания романа отнюдь не питал иллюзий 
относительно его художественной ценности. 22 марта Голсуорси получил от 
редактора журнала «Космополитэн» чек за права на серийное издание с