более спокойном месте – Литтлхэмптоне. Большую часть времени Голсуорси отдавал 
работе над романом «Фриленды», который он начал в 1913 году, но прервал из-за 
путешествия в Египет. Даже сейчас он работал неравномерно, отвлекался для того, 
чтобы написать какой-нибудь рассказ или статью, а в конце мая вдруг возникла 
идея вообще оставить его: «Я весь переполнен мыслями о новом романе и решил 
отложить «Фрилендов»». Но через несколько дней, когда он просмотрел написанное, 
у него появились новые идеи по поводу этой книги, и он преисполнился решимости 
закончить ее: «Откладывать не буду – напротив!»
 Но лето было полно неожиданностей: манчестерский театр привез свою постановку 
в Лондон и 10 апреля открыл гастроли в Коронет-тиэтр, а в мае в этом же театре 
труппа мисс Хорниман [94] вновь поставила «Правосудие». В конце июня Ада слегла 
в постель с шейной невралгией: «И сразу же дом лишился своей души, я не работаю,
 ухаживаю за больной», – пишет Голсуорси в своем дневнике. За время, прошедшее 
после истории с Маргарет Моррис, Джон стал еще больше зависеть от Ады и был 
совершенно не способен работать без ее постоянной поддержки. В июле Голсуорси 
вместе с племянником Рудольфом совершили очередную ежегодную «вылазку» на 
стадион Лордз. Она принесла ему большое разочарование. «Проиграли! Я бродил по 
стадиону, как привидение. Не буду больше ходить на этот матч».
 Это был последний мирный месяц, и хотя до конца июля Голсуорси ничего не пишет 
в своем дневнике о политике, чувствуется, что он очень обеспокоен и подавлен. 
Он в одиночестве поглощает «злосчастные обеды» в «Савое» и «Пти-Риш» и навещает 
Барри, который лежит дома с высокой температурой. 21 июля он обедал в клубе 
«Сквер» и забыл оплатить счет. Он также занимается решением социальных проблем, 
едет на завод Форда и вместе со священником посещает дома чернорабочих: 
«Ужасное зрелище. Несчастные люди». На следующий день он встречается с Линкером 
и Грэнвиллом Стретфилдом относительно домов в Манатоне, так как у него созрел 
план, к которому он вернулся несколько лет спустя в Бери: построить и сдавать 
по очень низкой цене удобные коттеджи для местных жителей. Но в июле 1914 года 
уже не оставалось времени для осуществления этих филантропических замыслов: в 
конце месяца он уехал в Уингстон работать над романом, а также очерком для «Ле 
Там» «о моем излюбленном уголке Англии, который находится здесь» (очерк так и 
не был опубликован). На следующий день, 29 июля, в дневнике впервые говорится о 
политической ситуации: «Собираются ужасающие тучи войны. Если Европа вмешается 
в австро-сербский конфликт, люди перестанут верить во что бы то ни было».
 День за днем в его дневнике находит отражение возрастающий ужас перед войной, 
которая становится все более неизбежной. Было очевидно, что война станет 
катастрофой для всего мира, а для Голсуорси это еще и личная трагедия. Всю свою 
сознательную жизнь он твердо верил в доброе начало в человеке. Теперь, чувствуя 
приближение войны, он начинает понимать, что добро не является главной силой; 
человеческие знания используют не для созидания, а для разрушения, жить в этом 
мире становится все труднее, он превращается в ад.
  «  Пятница  ,   31 июля.  Все движется к ужасной катастрофе... Внезапность 
этого кошмара отвратительна.
 1  августа...  Все мрачнее и мрачнее. Шанс или ничтожный, или равен нулю.
  2 августа.  Объявлена война Австрии и Германии против Франции и России. 
Слишком страшно, чтобы выразить словами. Война в Европе стала реальностью. Это 
какой-то кошмар. Мы ездили верхом, чтобы хоть как-то отвлечься. Господи, если 
бы я только мог работать!
  3 августа.  Очень тревожный день... Я ненавижу и питаю отвращение к любой 
войне, я ее презираю. А мысль о том, что ежедневно будут совершаться миллионы 
актов насилия и зверства, разрывает мне душу. Я стараюсь не думать о несчастных 
созданиях, которые испытывают и будут испытывать столь страшные страдания, но 
это невозможно. Написал несколько слов о мире, но не буду их никуда посылать. 
Какой толк шептать во время урагана?
  4 августа.  Мы тоже втянуты в войну... Ужас накатывает волнами, и счастье 
покинуло нас. Я не могу сохранять спокойствие и не могу работать. Ада находит 
силы держать себя в руках, благослови ее господь. Англия проявляет меньше 
горячности, чем я ожидал. Очень мало или почти нет пустых угроз, зато всех 
объединяет решимость. Будет странно, если эта война не положит конец 
христианству. Нам необходимо вероучение, основой которого является гуманизм, а 
не разговоры о нем».
 Отзвуки войны очень скоро достигли даже такой крошечной деревни, как Манатон. 
5 августа явился констебль и заявил, что любимую лошадь Голсуорси Пегги 
необходимо отвести в Мортон на «осмотр лошадей», откуда они будут реквизированы 
для нужд армии. К счастью, Пегги сочли негодной. Местные жители призывного 
возраста были мобилизованы, Ада организовала изготовление одежды для фронта. 
«Молодые Эрик и Клиффорд Эндакотты из Уингстона ушли в кавалерию. Эрик – 
первоклассный наездник и стрелок, его брат тоже ничего». «Я наняла самых бедных 
девушек из мастерской моей портнихи для работы с фланелью. Насколько я поняла, 
обычные фланелевые сорочки для фронта необходимее, чем вещи для госпиталей... 
Джек усердно трудится на всех направлениях. Дважды в день, когда приходят 
газеты, он переживает тяжелое потрясение, но он прекрасно организует все 
работы».
 Как обычно, Голсуорси искал утешение в творчестве, и за первые недели войны он 
написал очерк «Размышления о войне». Эти «Первые размышления» в том виде, в 
каком они были опубликованы в 1916 году в сборнике «Связка», представляют собой 
сумбурные, почти бессвязные размышления о войне, и нельзя не укорить 
неразборчивого издателя, выпустившего в свет эти и другие фрагментарные записки.
 Голсуорси, охваченный отчаянием, перескакивает с одной идеи на другую: он ищет 
некоего «козла отпущения» – что-то конкретное, – возможно, вероучение, на