ила многих поэтов и худож­ников. И, пожалуй, чаще всего 
Камоэнса изображали в стихах и на картинах в момент спасения – на бе­регу с 
рукописью в руках.
 Несколько месяцев поэт провел на земле Кам­боджи. Но ничто не радовало его: ни 
радушный народ, ни плодородные поля и красивые города. Все труднее стало 
преодолевать чувство тоски по роди­не. К этому добавлялась обида за 
несправедливое гонение, жертвой которого он стал.
 Как удалось Камоэнсу добраться до Малакки, а оттуда до Гоа, неизвестно. Видимо,
 он нанялся на какой-то португальский парусник, поскольку на торговых судах 
всегда должен был находиться во­оруженный гарнизон для защиты от пиратов.
  Снова в тюрьме 
 В начале лета 1561 года Камоэнс возвратился в Гоа, где его тут же заключили в 
тюрьму.
 Вице-король Гоа дон Конштантину де Браганша, человек грубый и жестокий, не 
удосужился разо­браться в обвинениях, выдвинутых против Камоэнса.
 К счастью для Камоэнса, правление Конштанти­ну де Браганши оказалось недолгим. 
Когда в сен­тябре 1561 года власть перешла к дону Франсишку Коутаньу, друзьям 
Камоэнса удалось доказать, что он стал жертвой подлого оговора, и его 
освободили.
 Выйдя из тюрьмы, Камоэнс продолжал работу над поэмой. Готовые главы читал 
друзьям, совето­вался. Особенно ценную информацию он получал от Гаспара Коррейи,
 знаменитого автора книги «Ле­генды Индии», хорошо осведомленного о 
проникно­вении португальцев в Азию. Он внес некоторые уточнения в сочинение 
Камоэнса. Другим, кто ока­зал помощь автору, был не менее известный хро­нист 
Диогу де Коуту.
 Вообще, надо сказать, Камоэнс был знаком со многими известными людьми своей 
эпохи. Особая дружба во время пребывания в Гоа связывала его с выдающимся 
ботаником и медиком Гарсиа да Ортой, которому Камоэнс помог издать его книгу о 
лекарственных растениях Индии.
 Дело это, как ни странно, было нелегкое. В Гоа царили нетерпимость и 
религиозный фанатизм. Об­становка особенно накалилась, когда в 1561 году был 
учрежден трибунал инквизиции, и вскоре цер­ковь послала на огонь свою первую 
жертву, бакалав­ра медицины Жеронимуша Диаша. С этих пор ауто­дафе в Гоа 
(отличавшиеся особым великолепием и беспримерной жестокостью) стали постоянными.
 Инквизиция преследовала и душила каждое живое слово, тем более научные труды, 
основанные на ма­териалистических взглядах.
 Книги, признанные еретическими, бросали в огонь нередко вместе с их авторами. 
В частных биб­лиотеках и в книжных лавках устраивали обыски, чтобы «выловить» 
запрещенные издания (к тому времени уже существовал «Индекс запрещенных книг», 
составленный инквизиторами по поручению папы Павла IV).
 Не надеялся увидеть свой труд опубликованным и Гарсиа да Орта. Тогда Камоэнс 
обратился к вице-королю, которого хорошо знал, с просьбой предо­ставить ученому 
привилегию и издать его опус, на что тот и дал разрешение.
 Приблизительно в это же время пришло извес­тие, что в Малакке убит выдающийся 
хронист Гаспар Коррейа. Он пал от руки наемного убийцы, по­досланного, как 
считали, губернатором доном Эстеваном да Гамой, правнуком знаменитого 
мореплава­теля. В Гоа погибли, умерли от заболеваний многие другие друзья 
Камоэнса. Он чувствовал себя одино­ким, жизнь в Золотом Гоа ему опостылела.
 Заняв двести крузадо, Камоэнс отплыл в Африку, откуда было легче добраться до 
Лиссабона. Однако в суровом Мозамбике, как называет его Камоэнс, он оказался в 
новом изгнании и нищете. Если здесь он и завтракал, то не обедал, а если 
удавалось поужи­нать, то завтрака ждать было бесполезно. Он питал­ся скудным 
подаянием, которое из сострадания, как милостыню, подавали ему.
 Неизвестно, сколько времени провел бы Камоэнс в Богом забытом Мозамбике, если 
бы не случай. Однажды в гавань вошел корабль, на котором воз­вращался в 
Лиссабон дон Антан де Норонья, бывший вице-король и добрый знакомый поэта. 
Друзья, а их оказалось немало на прибывшем судне, организова­ли подписку и 
собрали необходимые двести крузадо, чтобы Камоэнс расплатился с кредиторами.
 В ноябре 1569 года он покинул Мозамбик.
  Разрешение короля 
 И вот сбылась мечта поэта – он увидел горы Синтры, с которыми расстался 
семнадцать лет назад. Это случилось в начале апреля 1570 года.
 Столица встретила мореходов тревожным колокольным звоном. Так оповещали о 
смерти. В городе свирепствовала чума. Чтобы сойти на берег, необхо­димо было 
разрешение короля. Спустя пару дней оно было получено, и Камоэнс ступил на 
родную землю.
 Обезлюдевший Лиссабон мало походил на весе­лый и шумный город тех времен, 
когда его покинул Камоэнс. Город словно вымер: страшная эпидемия унесла почти 
всех его жителей, особенно, конечно, бедняков, которые не могли укрыться в 
загородных поместьях. «Черная смерть» уносила в день по пять­сот человек. 
Кладбищ не хватало, в могилах хорони­ли сразу по 30—50 трупов. Но освященной 
земли было мало, и тогда, как говорится в старинной ру­кописи, стали освящать 
горные склоны, оливковые рощи, побережье, чтобы зарывать там мертвецов. 
Доставлять же к месту погребения умерших застав­ляли преступников, за что им 
смягчали наказание.
 К счастью, эпидемия пошла на убыль, и вскоре Камоэнс мог заняться тем, что его 
занимало прежде всего: изданием поэмы «Лузиады». Но как добиться разрешения 
короля на публикацию, а главное, как обойти основное препятствие – церковную 
цензу­ру? Действовать открыто – значило потерпеть не­удачу, хотя бы потому, что 
тщеславный и заносчи­вый семнадцатилетний король дон Себастьян, про­званный 
«Желанным», питал неприязнь к любой просьбе, с которой к нему обращались.
 Требовалось найти человека, приближенного ко­роля, с мнением которого тот бы 
считался. Дон Се­