ики, покинувшие свое логово, лег­кие и быстрые одномачтовые барки и 
двухмачтовые бригантины и корветы пиратов преследовали неповоротливые и 
тихоходные громадины галионов. Сто­ило одной из таких посудин с командой до 
четырех­сот человек отбиться от флотилии, как, казалось, неуязвимый для 
пушечных ядер корабль (их строили из очень прочного филиппинского тика и дерева 
молаве) легко доставался пиратам.
 Трудно было противостоять отчаянным головоре­зам, идущим на абордаж. Добыча 
оправдывала такой риск. Не тогда ли и выучился попугай Джона Сильвера кричать 
«Пиастры! Пиастры!», когда на его гла­зах пиратам сразу достались, шутка 
сказать, триста пятьдесят тысяч золотых монет?! Со временем в руках пиратов, 
особенно главарей, скапливались огромные богатства. Положить их в банк они, 
естест­венно, не смели, возить с собой тоже было риско­ванно. Вот и приходилось 
прятать сокровища в земле острова Дуба, на Кокосе, в недрах Ротэна и Плама, 
Мона и Америи.
 Вполне возможно, что зарыты они и на Пиносе, куда заходили самые знаменитые из 
рыцарей легкой наживы! Вот почему издавна остров этот, словно магнит, 
притягивает кладоискателей. Неизвестно о находках в его земле, зато из 
прибрежных вод под­няли немало золотых слитков и монет с затонувших здесь 
когда-то испанских галионов. Считается, что на дне около Пиноса все еще 
покоится примерно пятнадцать миллионов долларов.
 Сегодня на Пиносе в устье небольшой речушки Маль-Паис можно увидеть, как 
уверяют, останки шхуны, будто бы весьма похожей на ту, которую описал Стивенсон.
 Корабельный остов, поросший тропическим кустарником, – это, можно сказать, 
один из экспонатов на открытом воздухе здешнего, причем единственного в мире, 
музея, посвященного истории пиратства.
 Впрочем, слава Пиноса как географического про­тотипа стивенсоновского Острова 
сокровищ оспа­ривается другим островом. Это право утверждает за собой Рум – 
один из островков архипелага Лоос, по другую сторону Атлантики, у берегов 
Африки, около гвинейской столицы. В старину и здесь базирова­лись пираты, 
кренговали и смолили свои корабли, пережидали преследование, пополняли запасы 
про­вианта. Пираты, рассказывают гвинейцы, наведыва­лись сюда еще сравнительно 
недавно. В конце XIX века здесь повесили одного из последних знаменитых 
флибустьеров.
 Сведения о Руме проникли в Европу и вдохнови­ли Стивенсона. Он-де довольно 
точно описал остров в своей книге, правда, перенес его в другое место океана, 
утверждают жители Рума.
 Сокровища, спрятанные морскими разбойника­ми, искали безрезультатно. Но 
ценность острова Рум отнюдь не в сомнительных кладах. Его предпо­лагают 
превратить в туристский центр, место отдыха для гвинейцев и зарубежных гостей.
 Вера в то, что Стивенсон описал подлинный остров (а значит, подлинно и все 
остальное), со временем породила легенду. Сразу же, едва были распроданы 5600 
экземпляров первого издания «Острова сокровищ», прошел слух, что в книге 
рас­сказано о реальных событиях. Естественная досто­верность вымышленного 
сюжета действительно вы­глядит как реальность, ибо известно, что «никогда 
писатель не выдумывает ничего более прекрасного, чем правда».
 Поверив в легенду, читатели, и прежде всего ис­катели приключений, начали 
буквально одолевать автора просьбами. Они умоляли, они требовали со­общить им 
истинные координаты острова – ведь там еще оставалась часть невывезенных 
сокровищ. О том, что и остров, и герои – плод воображения, не желали и слышать.
 – Разве можно было все эти приключения выду­мать? – удивлялись одни.
 – Откуда такая осведомленность? – вопрошали другие. И сами же отвечали: – 
Несомненно, автор являлся непосредственным участником поисков со­кровищ.
 – Уж не был ли Стивенсон пиратом?
 – Да что говорить, не иначе как лично причастен к морскому разбою.
 Так «легенда о Стивенсоне» превратилась в «дело Стивенсона». Отголоски этой 
сенсации нет-нет да и дают о себе знать и сегодня.
 В наши дни миф о «темном прошлом» Стивен­сона попытался возродить некий Роберт 
Чейзл. Этот «литературовед» заявил, что Стивенсон отнюдь не то лицо, за которое 
выдает себя в опубликован­ных письмах и дневниках, что он – «фигура зага­дочная,
 зловещая на небосклоне европейской лите­ратуры». Свое заявление автор 
подтверждает «фак­тами», якобы разоблачавшими «вторую жизнь» писателя.
 На вопрос, почему Стивенсон так хорошо был осведомлен о пиратах, Чейзл, не 
задумываясь, отвеча­ет: из личного опыта. Свое первое знакомство с морскими 
разбойниками он свел году этак в 1876-м в Марселе. Здесь прошел первую школу на 
контра­бандном катере, научился владеть навигационными приборами. Здесь же 
принял посвящение, своеоб­разный обряд, который «навеки» соединил его с тайным 
и грязным миром.
 Однако вопреки обещанию Чейзл не приводит ни одного документа, факта, 
подтверждающего из­мышления. Его рассуждения – плод чистой фанта­зии. В этом же 
духе продолжает он громоздить один вымысел на другой.
 Еще в конце семидесятых годов восемнадцатого столетия Стивенсон будто бы 
оказался на пиратском бриге капитана Файланта, напоминающего «негодяя и 
знаменитого пирата по имени Тийч» из его рома­на «Владетель Баллантрэ». Как и в 
этом романе, на судне происходит бунт. Во главе мятежных матро­сов – Стивенсон. 
Захватив власть, он несколько ме­сяцев плавает в районе Антильских островов и 
Юкатана, занимаясь пиратским промыслом. Матросы беспрекословно подчиняются 
Джеффри Бонсу, как теперь себя называет Стивенсон.
 Случайно от Файланта он узнает, что тот, плавая под флагом известного Дика 
Бенна, вместе с ним зарыл на острове в устье реки Ориноко сокровища на сумму 
более миллиона долларов. Известие это меняет все планы Стивенсона. С 
несколькими еди­но