ражение разыгрывалось перед сном. В эти минуты, «объятый тьмой 
и тишиной», он оказывался в мире прочитанных книг. Ему ви­делся посреди морской 
синевы зеленый остров и его одинокий обитатель, словно следопыт-индеец 
вы­слеживающий дичь. Чудились топот скакуна таинст­венного всадника, 
исчезающего в ночной тьме, по­гоня, мелькающие огоньки, пиратская шхуна в бухте 
и исчезающий вдали парус бесприютно скользящего по волнам «Корабля-призрака», 
над которым в воз­духе, словно крест, распростерся белый альбатрос.
 Неудивительно, что он засыпал тяжелым, тре­вожным сном. Но бывало, его душил 
кашель и не давал долго уснуть. В такие ночи добрая и ласковая Камми, его няня, 
утешала и развлекала мальчика, подносила, закутанного в одеяло, к окну и 
показы­вала синий купол, усеянный яркими звездами. Заво­роженный, он смотрел на 
луну и облака, странными тенями окружающие ее. А внизу, под окном, в 
не­проглядной тьме сада, таинственно шелестели лис­тья деревьев…
 Широко открытыми глазами созерцал он мир, полный загадок и тайн. Его 
воображение, поражен­ное величественной картиной мироздания, рисовало 
удивительные фантастические картины. Когда же под утро удавалось вздремнуть, 
ему снились кошма­ры, будто он должен проглотить весь земной шар…
 Наделенный недюжинной силой воображения, Льюис умел изумляться, казалось бы, 
обычному: виду, открывшемуся из чердачного окна; залитому солнцем, полному 
цветов саду, который он как-то увидел сверху, забравшись на боярышник; зарослям 
лавровых кустов, где, ему казалось, вот-вот возник­нет фигура индейца, а рядом, 
по лужайке, пронесет­ся стадо антилоп…
 Но ничто и никогда так не поражало в детстве его воображение, по словам самого 
Льюиса, как рас­сказ об альбатросе, который он однажды услышал от своей тетки 
Джейн.
 Впечатление было тем более сильное, что она не только показала своему любимцу 
Бог весть как ока­завшееся в ее доме огромное крыло могучей птицы, способной 
спать на лету над океаном, но и, сняв с полки томик Кольриджа, прочитала строки 
из «Поэмы о старом моряке».
 …Снеговой туман, глыбы изумрудного льда, «и вдруг, чертя над нами круг, 
пронесся альбатрос».
 Уже первые строки захватили его, увлекли в синие просторы, на корабль, который 
в сопровожде­нии парящего альбатроса – путеводной птицы, про­бивался сквозь 
шторм. Но недаром альбатроса счи­тали птицей добрых предзнаменований:



   Попутный ветер с юга встал,
   Был с нами альбатрос,
   И птицу звал, и с ней играл,
   Кормил ее матрос!



 В этот момент, нарушая закон гостеприимства, старый моряк убивает посланца 
добрых духов – птицу, которая, согласно поверью, приносит счас­тье:



   «Как странно смотришь ты, моряк,
   Иль бес тебя мутит?
   Господь с тобой?» – «Моей стрелой
   Был альбатрос убит».



 Разгневанные духи за совершенное кощунство проклинают моряка. Они мстят ему 
страшной мес­тью, обрекая, как и легендарного капитана Ван Страатена, «Летучего 
голландца», на скитания на корабле с командой из матросов-мертвецов.
 Картины убийства альбатроса и того, как был на­казан за это моряк, словно 
живые возникали в со­знании. С тех пор мистический рассказ о судьбе ста­рого 
моряка станет любимым чтением Стивенсона.
 Образ птицы добрых предзнаменований многие годы сопутствовал ему. И случалось, 
в мер­цающих вспышках маяка метнувшаяся чайка напо­минала об альбатросе, 
распластанные ветви лох­матой ели под окном казались огромными крылья­ми, 
причудливый узор на замерзшем стекле был словно гравюра с изображением парящего 
над вол­нами исполина. Льюис хранил верность альбатросу как самому 
романтическому из сказочных созданий, наделенному к тому же благороднейшим из 
имен.
 Придет время, и он воочию увидит эту удиви­тельную птицу. Произойдет это при 
его плавании на яхте «Каско». И точно так же, как в поэме Кольриджа, когда яхта 
проходила близ антарктических широт, над ней воспарил огромный альбатрос.
 Залюбовавшись величественной птицей, Стивен­сон невольно вспомнил строки из 
поэмы о том, что «проклят тот, кто птицу бьет, владычицу ветров». И еще ему 
т