Серебряная гробница святого Олава, выложенная золотом и драгоценными камнями, 
один из которых обошелся архиепископу Валькендорфа в двадцать
ластов
масла
[74]
, по торжественным случаям, например, в ежегодный праздник святого или при 
выборах короля, выносилась шествием из шестидесяти человек и служила солидным 
источником доходов для духовенства и собора. Последний архиепископ, Олав 
Энгельбретсон, перенес ее с собой в крепость Стайнвиксхольм, где она, после его 
бегства, была захвачена шведским командующим Христофером Хвитфельдом, который 
отослал золоченую серебряную гробницу, весившую 3200 унций, вместе с другой 
серебряной гробницей, в которой хранились рубашки святого, в датское 
казначейство.


Когда в 1564 году шведы захватили Дронтхейм, они не нашли никаких сокровищ св. 
Олава, кроме его шлема, шпор и деревянного ящика, в котором хранилось его тело
[75]
. Шлем и шпоры они увезли с собой в Швецию, где они все еще хранятся в церкви 
святого Николаса в Стокгольме, ящик же оставили в церкви, предварительно 
вытащив из него серебряные гвозди, оставленные датчанами. После изгнания шведов 
тело святого Олава и ящик были с величайшей торжественностью перенесены обратно 
в собор, где, по свидетельству современников, тело было найдено нетленным в 
каменной гробнице в 1567 году, и «кровь его до сего дня видна, и ее не отмыть 
ни водой, ни человеческими руками». На следующий год тело святого Олава было по 
указу короля покрыто землей.

Святой Олав больше не числится среди святых, и даже место, где он покоится, 
ныне забыто, но имя его еще живет, как доказывают многочисленные предания, 
которые свежи в памяти норвежцев. По всей стране находим следы деяний и 
многочисленных чудес святого Олава. Источники возникали там, где он испытывал 
жажду, и приобретали целебные свойства, если он пил из них; скалы расступались 
по его слову и заливы (зунды) возникали по его мановению; возводились церкви, а 
тролли встречали в нем врага, столь же грозного, как некогда в могучем Торе, от 
которого святой Олав унаследовал даже рыжую бороду. Во множестве мест 
показывают камни, в которые по воле святого Олава обратились тролли.
За пределами Норвегии святой Олав также долго жил в народных преданиях. В Дании 
и Швеции рассказывают о множестве мест, где святой Олав обращал троллей в камни.
 Так, однажды, когда он проезжал мимо церкви Далби в Вармеланде, какая-то 
троллиха обратилась к нему со словами:


Олав, конунг остробородый,
Ты больно близко ко мне подошел!


На что он ответил:


Молчи, отродье троллей!
И ты, и весь твой скарб —
Вы в камень обратитесь
И впредь не будете губить добрых людей.


На Шетландских островах, как сообщает Гибберт, еще в восемнадцатом веке 
утверждали, что там имелся древний свод законов «святого Олла», об удивительных 
деяниях которого рассказывается в песнях, называемых «Виссаки». Предания Фарер 
приписывают святому Олаву отсутствие на острове лесов. Когда святой Олав 
спросил жителей острова, есть ли у них на родине леса, те, опасаясь, что он 
хочет обложить их новыми налогами, ответили отрицательно. «Да будет так», — 
сказал король, и в тот же миг все леса на Фарерах ушли в землю.
Происхождение большинства из этих удивительных преданий следует искать, 
вероятно, все в том же непонимании природы и в желании найти объяснение всему, 
что представлялось необычным; отсюда такое множество поверий о 
сверхъестественных существах. То, что язычество приписывало богам Вальхаллы и 
могучему Тору, искусные проповедники католицизма несомненно перенесли на 
могущественного гонителя веры в асов, чей топор заменил собой Мьелльнир Тора, а 
прославленный в преданиях скакун — упряжку козлов бога грома. Собственная слава 
Олава, рассказы благочестивых пилигримов и монашеские легенды постепенно 
превратили святого Олава в героя, которого невежественное и суеверное население 
считало способным на самые невероятные деяния.
О святом Олаве и первой норвежской церкви
В Норрланде рассказывают следующее предание о возведении первой в Норвегии 
церкви.
Однажды святой Олав бродил по лесам и горам в глубоком раздумье, гадая, как, не 
возлагая тяжелого бремени на народ, возвести замысленную церковь невиданного 
величия. Ему повстречался человек великанского роста, который спросил, о чем он 
задумался. «Как мне не задумываться, — ответил конунг, — если я дал обет