потрутся, обменяются, побеги пойдут, лишнее в них перейдет..».»Кто они?»- 
«Люди»- ответил Локки, аватар Творца, сеятель жизни.
	
	«МИРЫ ИГГДРАСИЛЯ»
	В начале…
	
	Трон Хлидекьяльв содрогался и сидеть на нем было неудобно. Дрожала Вальгалла и 
вздрагивал весь Асгард. Тысячи обитателей Хель ряд за рядом, мерной поступью, 
сходили с Нагльфара и плотно, тело к телу, заполняли Вигрид. Эйнхерии радостно 
перекрикивались с узнаваемыми родичами и знакомыми, все возбужденно ждали 
окончательного Конца. Паутина Девяти Миров переполнилась добычей и Великий Паук 
Локи, побратим Одина и его второе «Я», предельно натянул нити. Вон он, на носу 
корабля мертвых, машет брату рукой. Один ответил, хотя и втайне чаял, что Локи 
не исполнит задуманное и предначертанное. Но Локи был самым верным и честным из 
асов – он никогда не предавал клятв, данных себе, в отличии от других, дававших 
клятвы окружающим.
	Полчища неживых из Хель и немертвых из Вальгаллы готовы были окончательно 
умереть. Слишком сильно было нарушение равновесия – Чертог Душ был пуст, а 
Девять Миров полны, и зияющая бездна Чертога готова была пожрать саму себя. 
Один знал, что тоже самое творилось и в других Гранях: пустой Рай и 
переполненное Чистилище, забитая до отказа Сансара и еще не рожденная Нирвана… 
Все души ждали свободы и Смерти. И зависело это от него, Одина.
	Только вот его свобода разительно отличалась от свободы остальных. Один итак 
был мертв, мертвее не бывает. Повиснув на Древе, Один отказался и от Смерти и 
от Жизни, и только Девять Миров давали ему бытие. Но вот теперь, помедли он с 
Часом Конца и конец придет вообще всему. Три древних паучихи- норны устроят 
настоящий Пертец, обмотав коконом нитей Судьбы Девять Миров и отрезав их от 
Вселенной. И что вызреет в этом коконе – не известно. Только вот все они станут 
его пищей… Поэтому Тюров выкормыш Фенрир и раскинул зияющий провал Пасти – 
воронки от неба до земли. Тюр не зря был асом Закона – Закон должен был 
вершиться. А умирать не хотелось.
	Одина охватило забытое человеческое чувство нереальности и сна. Может это все 
не по- настоящему, может можно все изменить?
	Рука сама потянулась к последнему советчику – Чаше, сделанной из головы Мимира,
 мудрейшего йотуна, отказавшегося от Тела с его желаниями (которое радостно 
забрали ваны) в пользу Головы с ее ясной мудростью. В Чаше, (что позже назовут 
Граалем), плескались остатки меда поэзии. Последний глоток. Последний ответ.
	Привычное возбуждение и легкость охватили Верховного. Глаза Мимира вспыхнули и 
лучи из них ударили в мозг, в сердце…
	…Листья Гефсиманского сада застыли, неся на себе плевки лунного света. 
Скованные наваждением, тяжело хрипя и вздрагивая, летели в небытие спутники, 
увлеченные собственными страхами и казнями. Перед глазами Иисуса висело видение 
Чаши – полной крови и боли, страдания и смерти. Но также он слышал и ликование 
душ в Чистилище, и пение ангелов в Раю. И слышал это он с самого крещения -  
юношеской выходки, необдуманного шага. Кто же знал, что после модного тогда 
ритуала у сдвинутого есея, именно он, уважаемый молодой плотник, вдруг узрит 
Его – и сердцем, и умом?! И что, поддавшись гордыне, примет миссию став 
Мессией?! Вселенское ликование заполнило его тогда -  и страх. Страх, когда Он 
входил в его тело, говорил его устами, творил чудеса его руками. А он, Иисус, 
маленький человечек, забившись в самый темный уголок своего тела, считал дни, 
дни до обещанного Восхождения и страшился. И вот теперь Он ушел, а Страх 
остался. И что значит его страх, боль и мучения на кресте в сравнении с 
Вселенским ликованием. «Пронеси чашу мимо меня!» вскрикнул маленький человек в 
Иисусе. И пронзило сердце – укор Творца и Его сожаление об очередной (и теперь 
уже последней) ошибке в Человеке. Значит, Падший был прав? «Какого дьявола!» 
воскликнул Иисус. «Выбор был сделан, в гордыне или смирении – какая  разница?! 
Я достоин его и Его! Отец, испью до дна и попрошу добавки, я иду к тебе!» Иисус 
вскочил с колен и затрепетали на ветру залитые звездным светом листья, очнулись 
апостолы, а ждавший решения Христа начальник римской стражи произнес формулу 
ареста. Путь завершился…
	…Круг Сансары сжимался, как кольца Верховного Нага, ожидавшего падения Гаутамы.
 Он сидел  под деревом и безумие в нем боролось с разумом. Изнеженный принц, 
узревший подлость и хитрость мира, увидевший, как нищий зарабатывает нищетой, а 
больной играет на милосердии, понявший, что люди сами порождают страдания и 
получают от них удовольствие, как от гашиша и понявший, что он так не хочет, 
боролся с человеческой природой в себе. Он лихорадочно искал ту единственную и 
верную мысль, что разобьет круги Сансары и даст выход – прямой и простой. Но 
может его размышления -  тоже Сансара, и он сейчас упивается своим страданием? 
Сансара потянула Гаутаму… И вдруг на лицо упала капля змеиного яда, скатилась в 
чашу, что он который час держал у губ – чтобы проглотить настой ядовитых грибов 
и не страдать. Настойка забурлила, изменила цвет и мед, добавленный для 
сладости в горечь смерти, вдруг заблагоухал. Гаутама выпил содержимое чаши, оно 
обожгло его сознание и сознание умерло в пароксизме блаженства, а чистое и 
острое сознание Будды Сидхархи Гаутамы заполнило мир и вселенную, разрывая 
круги Сансары, освобождая души…
	… «Ровней держи чашу, Сигюн!» закричал, корчась от боли Локи, когда на лицо 
его упали капли змеиного яда. Яд так нужен брату Одину, только яд превратит 
дурно пахнущую смесь крови Квасира с медом в волшебный напиток мудрости. 
Мудрости, что зачастую так недостает асам и которой в избытке у него, вечного 
шута и истинного властелина Асгарда и всех Девяти Миров. Вечного добытчика