А стоит собака Калин-царь,
		А стоит со войскамы великима,
		Розорить хотит ён стольный Киев-град,
		Чернедь-мужичков он всех повырубить,
		Божьи церкви все на дым спустить,
		Князю-то Владымиру да со Опраксой-королевичной
		Он срубить-то хочет буйны головы 

Для человека традиционного сознания немыслимо, чтобы жизни «чернедь-мужичков» 
шли по ценности впереди «Божьих церквей» (в которых в эпосе» как мы помним, 
молятся «Богам могуциим»). Тем паче немыслимо, чтобы они были для Ильи дороже 
его спасительницы Апраксы. Скорее, оба перечня надо рассматривать в свете 
следующих выводов В.Н. Топорова: «в горизонтальной плоскости Космическое 
пространство становится все более сакрально значимым по мере движения к центру, 
внутрь, через ряд как бы вложенных друг в друга „подпространств“ или объектов 
(типовая схема: своя страна [„за веру за отечество“. — Л.П.] — город [„стольный 
Киев-град“. — Л.П.] — его центр — храм [„церкви божий“. — Л.П.»] — алтарь — 
жертва, из частей которой возникает новый космос)» (Топоров В. Н. Пространство 
и текст// Исследования по структуре текста. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 256). В 
этом контексте княгиня оказывается как бы важнее князя — см. ниже о сакральном 
браке. О месте же князя в сознании богатырей ясно говорит отказ жить Сухмана, 
понявшего, что не нужен князю, и равнодушие разгневанных несправедливостью 
князя богатырей к судьбе покинутого ими Киева — того самого Киева, что, по 
мысли В. В. Долгова и его, надо заметить, многочисленных единомышленников, 
богатыри ставили выше князя.



5.

Там же. Второй смысловой слой, реконструируемый исследователями — о якобы 
необходимой помощи Микулы (т.е. общинного ополчения) Вольге (т.е. княжеской 
дружине) в деле сбора дани с покоренных племен, представляется не менее 
натянугым. Мысль о том, что дружина была менее боеспособной, чем ополчение, не 
подтверждается ничем, кроме ссылок на труды одного из соавторов. Да и не может 
подтверждаться, так как противоречит и источникам (мы видим, как Вышатич с 
двенадцатью отроками без потерь разгоняют три сотни общинников), и здравому 
смыслу — зачем тогда вообще была бы нужна дружина?

Эту проблему рассматривал Б.А. Рыбаков в работе «Геродотова Скифия» (М.: Наука, 
1979). См. также его «Киевская Русь...» С. 18—30. «Язычество Древней Руси». С. 
39—68. Невзирая на доказательность его аргументов против причисления 
«скифов»-пахарей к собственно скифам, причислять их, вслед за Рыбаковым, к 
славянам едва ли возможно. Как неоднократно подчеркивал сам Рыбаков («Киевская 
Русь...» С. 19—21, «Язычество Древней Руси», С. 40, 64, 66—68), геродотовы 
«скифы»-пахари активно общались с эллинами. Если бы они были славянами, 
невозможно было бы объяснить, отчего самоназвание эллинов проникает в 
славянские языки очень поздно, через книжное посредство, и все славянские языки 
называют этот народ его римским именем «греки».



6.

Любопытные, но, к сожалению, не получившие должного развития наблюдения — см. 
Плисецкий М. М. Историзм... С. 202—206. См. также Прозоров Л.Р. Мужики в 
былинах киевского цикла: историческая реальность фольклорного термина// Шестая 
российская университетско— академическая научно-практическая конференция: 
материалы докладов. Ижевск. Изд-воУдГУ. 2003. С. 64—65.



7.

При всей «фантастичности» этого народа, стоит помнить о двух обстоятельствах; 
во-первых, тот же Павел Диакон упоминает «людей-псов» среди самих лангобардов, 
что истолковывается исследователями, как указание на дружины «оборотней» 
(Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М.: Прогресс, 1987. С. 117—118.), 
а саксонцы называли славян псами, что не может быть истолковано как простая 
презрительная кличка, так как саксы входили в один племенной суперсоюз со 
славянами-велетами, а саксонская знать не брезговала сочетаться браком со 
славянками.