|
Медосту — коров. Кремата или Кяуле Крюкас покровительствует свиньям — как
Василий Кесарийский. Конским богам Флору и Лавру соответствуют Усиньш (ему
приносят два хлебца, отчего ученые предполагают, что Усиньши — пара близнецов,
вроде близких им индоарийских Ашвинов) и некий Хаурирари, что несколько
созвучно именам Флора и Лавра,
Итак, можно сказать, ясно, что пантеон русской православной деревни — наследие
язычества. Возникает другой вопрос — КАК он возник?
Здесь нам поможет не ретроспектива — следование за сообщениями источников про
культ деревенских богов в прошлое. Скорее здесь уместен метод этнографических
аналогий. У народов Поволжья и Прикамья вытеснение откровенного язычества
двоеверием произошло не в далеком Средневекозье, как у восточных славян и
балтов, а в Новое Время, на глазах этнографов. И тут вырисовываются весьма
любопытные схождения.
Некогда родовые божки удмуртов, так называемые воршуды, почитались в виде
идолов. Глиняные, деревянные, серебряные, даже вылепленные из теста, в виде
людей или человекоподобных существ, в виде коней, быков, лебедей, деревянного,
с железным клювом, гуся...
Вскоре, однако, эти идолы исчезли. В центре обрядов удмуртов-язычников оказался
вместо них уже знакомый нам «тандем» фетиша (воршудного короба с почитаемыми
предметами) и... православной иконы. Иконы («оброс», от русского «образ»)
хранились в домах жрецов-вцсясей, во время языческих обрядов торжественно
выносились на святилище.
Ведь хранить идолов стало во время христианизации весьма небезопасно. Хранитель
идолов тем самым изобличал себя как язычник. Подобное поведение означало —
прямо напрашиваться на неприятности, из которых наименьшей, пожалуй, было то,
что на упорствующего «идолопоклонника» перекладывали повинности, снятые с
лояльных к новой вере соплеменников. О худших говорить нечего — было и битье
кнутом, и вырванные ноздри, и колодки, и ссылки... прежние святыни частью
истреблялись ретивыми проповедниками (один только священник П. Мышкин
похвалялся уничтожением полусотни воршу -дов), частью припрятывались самими
удмуртами — от греха. Вот и приходилось обходиться нейтральными на вид фетишами.
Кто станет разбираться, что за берестяной короб с беличьим хвостом, щучьей
головой и крылом тетерева стоит на полке в превратившейся в летнюю кухню
домашней молельне-куа? И уж подавно благонадежно выглядели иконы. Между тем
иконы эти, как уже было сказано, хранили зачастую не просто язычники, а жрецы!
Удмурты, конечно, не были чем-то особенным в смысле превращения христианских
образов в предмет языческих обрядов. Известен случай, когда на капище
западносибирского племени обреталась икона-складень с изображением Богоматери,
Христа и Николая Угодника, заботливо укутанная в дорогие меха и щедро смазанная
жиром и кровью. На вопрос, кто изображен на иконе, служители святилища без
заминки ответили — соответственно, Добрый Шайтан, Великий Шайтан и Строгий
Шайтан.
Наконец, еще один любопытный пример мы встречаем в другом конце света, у людей
совершенно иной культуры, языка, расы. Африканские невольники в Америке также
были лишены своих святынь. Естественно, набивавшие трюмы «черным деревом»
работорговцы не предусматривали в переполненных тризмах места для идолов. Да и
на новом месте изготавливать идолов было небезопасно. Хозяева, кто из
христианского рвения, кто из страха перед злокозненной магией чернокожих,
жестоко преследовали «идолопоклонство» своей живой собственности. Выход, к
которому прибегли рабы, буквально повторяет тот, которым пользовались удмурты и,
по всей видимости, средневековые русские язычники. Они почитали своих богов в
образе католических святых и фетишей. Так, богиня моря Иеманжи чтилась в виде
статуй Мадонны и/или морской раковины. Бог войны и железа Шанго — в виде статуй
святой Варвары (атрибутом великомученицы был топор) и/или железного топора. В
синкретических культах Латинской Америки (вуду, сантерийе и др.) такое
почитание длится до сих пор.
В русских деревнях Средневековья, с уверенностью можно сказать, происходило то
же самое, тем паче что с русскими язычниками церковные и светские власти
церемонились много меньше — все-таки крещение удмуртов пришлось в основном на
просвещенный XVIII век. Еще Федор Иоаннович восславлялся за истребление
идолопоклонников. Что до более ранних эпох, то там и говорить нечего — по
меткому и образному выражению И.Я. Фроянова, «христианство начинало свой путь в
покоренных Киевом землях обрызганное кровью». Поэтому и проще, и безопаснее
было молиться на новые образа-иконы. И как сибирские жрецы величали «Добрым
Шайтаном» Богородицу, на икону которой ему молились, как негры-рабы называли
«Дамбаллой» статуи святого Патрика, так и иконы «православных» крестьян
обрастали чужим могуществом, чужими титулами, а соответственно, и чужим
почитанием — «Куриных», «Конских», «Пчелиных» богов.
Таким образом, христианские иконы становились предметом языческого культа.
Заметьте, что и англичанин, и русские церковники критиковали называние богами
отнюдь не самих святых, но их икон. Только англичанин слегка перепутал причину
|
|