осмысления этих данных мы не имеем, а изменения, произошедшие в эпосе за 
полторы тысячи лет и при перенесении его из Средней Европы в Восточную, 
чересчур велики. Основываясь на «Тидрек саге» и «Иоакимовской летописи», можно 
утверждать, что правителем русов где-то в V веке христианской эры был некий 
Владимир, а военным вождем — некий «Илиас» (восстановить дохристианское 
звучание имени не представляется возможным), но не более того. Гадать, кто 
отразился, например, в облике Идолища (Одолища, Неодолища, Издолища, Удолища и 
пр.) Поганого — Аттила (Аттилище?), Теодорих (Дидерище?) или обобщенный образ 
хазарского иудея (Иудолище?), — означает возродить худшие методы исторической 
школы, и на много более шатком, чем у Рыбакова и его последователей, основании. 
Зато для истории этногенеза русов и восточных славян, для истории культуры, 
быта, обычаев, представлений и нравов, для того, что Честертон называл в свое 
время «психологической историей», былины представляют собою поистине неоценимый 
кладезь данных. Тем паче неоценимый, что в последнее время интерес к изучению 
«быта и нравов» начал активно пробуждаться.

По глубокому убеждению автора этих строк, именно изучение социокультурной 
архаики былин наиболее плодотворно для историков. И если, вопреки скепсису и 
нигилизму последнего десятилетия, изучение это будет продолжаться, то именно в 
этом русле. Именно объединение методов обеих школ былиноведения XX века, 
прекращение их бессмысленного и даже вредного для науки соперничества должно 
стать путем к новым знаниям о происхождении, мировоззрении, быте и культуре 
наших предков, содержащихся в русском эпосе.

Что до тех читателей, кто не посвятил жизнь изучению истории, то очень надеюсь 
— моя книга будет небезынтересна и для них. Былины ценны не только своим 
историческим содержанием. Это — наш эпос, это голос нашего общего прошлого, 
нашего народа. В нем не меньше драматизма, не меньше подвигов и трагедий, чем в 
легендах эллинов или суровых сказаниях скандинавов, не меньше красоты, 
благородства и мудрости, чем в легендах Круглого стола короля Артура. 
Посмотрите в лицо былинам, в лицо Руси и осознайте, как мало общего в этом лице 
с дурашливой балаганно-лубочной, сарафанно-кафтанной, частушечно-балалаечной 
«русачестью», над которой любят хихикать наши западники и на которую молятся 
многие горе-патриоты. Это — наш эпос, ровесник Нибелунгов, ровесник Круглого 
стола — эпос Русской Европы. Он жесток и прекрасен, как сокол, что грозно летел 
на врага по знаменам Рюрика и его варягов, принесших его на земли Восточной 
Европы.

Посмотрите в лицо былине — и, быть может, она протянет вам... нет-нет, не 
деревянный ковшик в пестрой Хохломе, а прапрадедовскую чашу из вражьего черепа. 
И плещущая в ней древняя Сила смоет с недержалых рук, с нехожалых ног вязкую 
плесень врожденной нашей усталости — «а что, мол, я могу...»

Можете, читатель. Точнее — можем. Прочитайте былины, и вы поймете: народ, 
создавший и сохранивший ТАКОЙ эпос, может воистину все.

Я же не прощаюсь — ни с вами, читатель, ни с былинами. Мир русского эпоса 
хранит еще много увлекательных тайн — и немало ответов на загадки нынешнего дня.




Приложение 1.

Деревенские боги «православной» Руси

ТЫ ПОИДИ-ТКО ВО БОЖЬЮ ЦЕРКОВЬ,

ДА МОЛИСЬ БОГАМ НАШИМ МОГУЦИИМ!

    Былина «Илья Муромец и Калин-царь»


ПЯТЬ СТОЛЕТИЙ ХРИСТИАНСКИЕ ПРОПОВЕДНИКИ ПЫТАЛИСЬ ВКОЛОТИТЬ В УПРЯМЫЕ СЛАВЯНСКИЕ 
ГОЛОВЫ ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ ЕДИНОБОЖИЯ — НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ.

    В.В. Колесив «Древняя Русь — наследие в слове»


Историки и этнографы давно отметили, что после крещения Руси многие древние 
боги отнюдь не потеряли почитателей. Просто те стали чтить древних кумиров под 
именами православных святых — громовержец Перун стал называться пророком Ильей, 
прядущая людские судьбы Макошь — Параскевой-Пятницей и так далее. Однако при 
этом обычно сосредотачивались на опознавании в культе православных святых таких 
вот Высоких Богов, как правило, по отдельности. И никто, кажется, не обращал 
особого внимания на самостоятельный пантеон, сложившийся в деревенском 
православии.

Слова «православие» и «пантеон» кажутся несовместимыми — ведь даже православный 
символ веры начинается словами «верую во единаго Бога», да и самая первая из