|
Вызванный милым отцом, собирается в город сидонский.
Дар он несет, что спасен был из волн и пламени Трои.
680 Мальчика я, усыпив, умчу на высоты Киферы
Или укрою в своем идалийском священном приюте,
Чтобы моих он козней не знал и не мог помешать им.
Ты на одну только ночь свой облик изменишь обманно;
Мальчик сам, ты прими привычный мальчика образ,
685 Чтобы, лишь только тебя на колени посадит Дидона,
Здесь же, на царском пиру, среди возлияний Лиэя[429],
Только обнимет тебя, поцелуй тебе сладкий подарит, —
Тайное пламя вдохнуть в нее, отравив ее тайно".
Матери милой словам повинуется бог, и снимает
690 Крылья, и радостно в путь выступает Юла походкой.
Внука Венера меж тем погружает в сладкую дрему
И на руках уносит его в Идалийские рощи,[430]
Где меж высоких дерев, овеваемый запахом сладким,
Спит он в душистой тени прекрасных цветов майорана.
695 Весело шел Купидон к тирийцам вслед за Ахатом,
Царские нес им дары, повинуясь матери слову.
Прибыли оба, когда на завешенном гордою тканью
Ложе своем золотом возлегла посредине царица.
Рядом родитель Эней, троянские юноши рядом,
700 Все за столом возлегли на пурпурных пышных покровах.
Слуги воду для рук и корзины с дарами Цереры
Подали; следом несут полотенца со стриженой шерстью.
В доме рабынь пятьдесят чередою длинной носили
Разные яства гостям, благовонья курили пенатам,
705 Сто рабынь и столько же слуг, им возрастом равных,
Ставили блюда на стол, подавали емкие чаши.
Много тирийцев в тот день веселый чертог посетило.
Всем царица велит на ложа возлечь расписные,
Все дивятся дарам Энея, дивятся на Юла,
710 Речи притворной его и лицу цветущему бога,
Смотрят на плащ, и покров с узором из листьев аканта.
Пристальней всех остальных финикиянка бедная смотрит,
Не наглядится никак, обреченная будущей муке:
Сердце ее распалили дары и мальчик прекрасный.
715 Он же, за шею обняв Энея, краткое время
Побыл с мнимым отцом, чтоб любовь его только насытить,
После к царице пошел. А та глядит неотрывно,
Льнет всей грудью к нему, и ласкает его, и не знает,
Бедная, что у нее на коленях бог всемогущий.
720 Он же, наказ не забыв, начинает память о муже
В ней понемногу стирать, чтобы к новой любви обратились
Праздная дума ее и любить отвыкшее сердце.
Кончили все пировать; убирают столы челядинцы,
Емкий приносят кратер, до краев наполняются кубки.
725 Шум по чертогам течет, и возгласы в воздухе реют;
Ярко лампады горят, с потолков золоченых свисая,
Пламенем мрак одолев, покой озаряют обширный.
Тут велела подать золотую чашу царица,
Множеством ценных камней отягченную, – Бела наследье,
730 Чистым вином налила, – и молчанье вокруг воцарилось.
"Ты даровал чужеземным гостям права, о Юпитер!
Сделай же так, чтобы радость принес и тирийцам и тевкрам
Нынешний день. Пусть память о нем сохранят и потомки!
О Юнона и Вакх, податель веселья, пребудьте
735 С нами! Вы же наш пир благосклонно почтите, тирийцы!"
Молвила так и, на стол пролив почетную влагу,
Первой коснулась она губами чаши священной,
Битию в руки ее отдала и пить пригласила.
Пенную чашу сполна осушил он до дна золотого;
740 Прочие гости – за ним. Золоченую взявши кифару,
Тут Иопад заиграл, Атлантом великим обучен.[431]
Пел о блужданьях луны, о трудных подвигах солнца,
Люди откуда взялись и животные, дождь и светила,
Влажных созвездье Гиад[432], Арктур и двойные Трионы,
745 Зимнее солнце спешит отчего в Океан окунуться,
Летняя ночь отчего спуститься медлит на землю.
Плеском ладоней его наградили тирийцы и тевкры.
Так, возлежа меж гостей и ночь коротая в беседах,
Долго впивала любовь несчастная Тира царица.
750 Все о Приаме она и о Гекторе все расспросила,
То пытала, в каких Мемнон явился доспехах,
То каков был Ахилл, то о страшных конях Диомеда.
"Но расскажи нам, мой гость, по порядку о кознях данайцев,
Бедах сограждан твоих и о ваших долгих скитаньях, —
755 Молвит Энею она, – ибо вот уж лето седьмое
|
|