Дух мой, желаю того". И, промолвив так, выбирает
   275 Сам он прекрасных коней (их триста в стойлах стояло),
   Каждому дарит послу скакуна крылоногого старец,
   В пестрых все чепраках и в пурпурных попонах узорных;
   Звонко бренчат у коней золотые подвески под грудью,
   В золоте сбруя у всех и в зубах удила золотые.
   280 В дар Энею он шлет колесницу с парной упряжкой:
   Пышет огонь из ноздрей у коней, что от предков небесных
   Род свой ведут – от тех полукровок, которых Цирцея
   Тайно добыла,[753] впустив к коням отцовским кобылу.
   Эти дары получив, унося порученья Латина,
   285 Прочь уезжают верхом энеады с вестью о мире.
 
   Тою порой в колеснице своей громовержца супруга
   Мчалась воздушным путем, покинув Инахов Аргос.[754]
   Вдруг увидала она, над Пахином летя сицилийским,
   Издали тевкров суда и Энея, который, ликуя,
   290 Строил с друзьями дома и, доверясь суше, оставил
   Брошенный флот. Замерла Юнона, пронзенная болью,
   И, головою тряхнув, излила в стенаниях сердце:
   "О, ненавистный народ! О, моей непокорная воле
   Воля судьбы их! Ужель не могли они пасть на сигейских
   295 Бранных полях? Или в рабство попасть? Иль сгореть в подожженной
   Трое? Но нет, средь огня и средь вражеских толп находили
   Выход они! Или сила моя, быть может, иссякла
   И успокоилась я, неустанной враждою пресытясь?
   Нет, и средь волн я осмелилась гнать лишенных отчизны
   300 Беглых фригийцев, по всем морям им ставя преграды!
   Сил, чтобы тевкров сломить, не хватило и морю и небу.
   Чем зияющий зев Харибды, и Сцилла, и Сирты
   Мне помогли? От меня и от моря в устье желанном
   Тибра укрылись они! Но ведь Марсу силы достало
   305 Диких лапифов сгубить,[755] и Диане разгневанной отдал
   Сам родитель богов Каледон на расправу старинный.
   Так ли была велика Каледона вина[756] и лапифов?
   Я же, царица богов, супруга Юпитера, средства
   Все, что могла испытать, испытала, ничем не гнушаясь, —
   310 Но победил троянец меня! Так что ж, если мало
   Власти великой моей – я молить других не устану.
   Если небесных богов не склоню – Ахеронт я подвигну.
   Пусть не дано мне Энея лишить грядущего царства,
   Пусть Лавинии рок, предназначивший деву пришельцу,
   315 Будет незыблем, – но я могу замедлить свершенье,
   Вправе я истребить у царей обоих народы.
   Тесть и зять за союз пусть жизнью граждан заплатят!
   Дева! Приданым твоим будет рутулов кровь и троянцев,
   В брачный покой отведет тебя Беллона[757]! Не только
   320 Дочь Киссея[758] на свет родила горящее пламя, —
   Также рожден и тобой, Венера, для Трои воскресшей
   Новый Парис и второй губительный свадебный факел".
 
   Вымолвив это, она устремилась в гневе на землю,
   Там из приюта богинь, приносящих муки, из мрака
   325 Кличет к себе Аллекто, которой любезны раздоры,
   Ярость, и гнев, и война, и злодейства коварные козни.
   Все ненавидят ее – и отец Плутон,[759] и родные
   Сестры: так часто она изменяет гнусный свой облик,
   Так свиреп ее вид, так черны на челе ее змеи.
   330 Стала ее подстрекать такими речами Юнона:
   "Ради меня потрудись, о дочь безбрачная Ночи,
   Ради меня, чтобы честь и слава моя оставались
   Неколебимы, чтоб царь обольщен энеадами не был,
   Чтоб не досталися им ни лаврентские пашни, ни дева.
   335 Ты способна свести в поединке любящих братьев,
   Дом наполнить враждой и бедой, чтобы в нем погребальный
   Факел не гас, ты сотни имен принимаешь и сотни
   Способов знаешь губить. Так найди в душе своей щедрой
   Средство разрушить союз и посеять преступную распрю,
   340 Пусть возжаждут войны и тотчас же схватят оружье".
   В тот же миг Аллекто, напоенная ядом Горгоны,
   В Лаций летит, в крутоверхий чертог владыки Лаврента,
   Там садится она у дверей молчаливых Аматы.
   Тевкров нежданный приход и брак отвергнутый с Турном
   345 Сердце царице зажгли обидой женской и гневом.
   Черную вырвав змею из волос, богиня метнула
   Гада царице на грудь и под платьем скрыла у сердца,
   Чтобы, беснуясь, она весь дом возмутила безумьем.
   Гад под одеждой скользит, по гладкой груди извиваясь,
   350 Тела касаясь едва, исступленной Амате не виден;
   Буйное сердце ее наполняет он злобой змеиной,