Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.
   Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,
   95 Гений ли места[593] ему иль Анхиза прислужник явился.
   Двух родителю он заклал овец по обряду
   Столько же тучных свиней и быков молодых черноспинных,
   Чашами льет он вино и взывает к духу Анхиза,
   Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта.
   100 Также и спутники все несут, что каждый имеет,
   Радостно в дар на алтарь и, быков для пира зарезав,
   Прямо в траве на лугу расставляют котлы, разжигают
   Под вертелами огонь и на углях убоину жарят.
 
   День долгожданный настал; в девятый раз выезжает,
   105 Ясным светом горя, на конях Фаэтона Аврора.[594]
   Люд окрестный, молвой привлечен и славой Акеста,
   На берег валом валит, энеадов увидеть желая;
   Многие также хотят помериться силами с ними.
   Вот у всех на виду средь ристалища ставят награды:
   110 Есть и треножники здесь, и венки из листьев зеленых,
   Ветви пальм победителям в дар, пурпурное платье,
   Золота целый талант[595], и талант серебра, и оружье.
 
   С вала запела труба, начало игр возвещая.
   Первыми вышли гребцы состязаться на веслах тяжелых;
   115 Выбраны были для игр четыре судна огромных;
   Юношей пылких собрал Мнесфей на «Ките»[596] быстроходном
   (Стал италийцем Мнесфей и рода Меммиев предком);
   Вел «Химеру» Гиас – корабль огромный, как город,
   С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,
   120 В три приема они три ряда весел вздымали.
   Правил «Кентавром» Сергест – от него получил свое имя
   Сергиев дом; а Клоант управлял синегрудою «Сциллой»
   (Храбрый Клоант был твоим, Клуенций-римлянин, предком).[597]
 
   Есть утес вдалеке от пенной кромки прибоя;
   125 Волны бушуют вокруг и вершину его заливают
   В зимние дни, когда Кор застилает тучами небо;
   Но в безветренный день он из вод выступает недвижных,
   Манит птиц водяных в тишине на солнце погреться.
   Там родитель Эней из зеленых веток дубовых
   130 Мету воздвиг – чтобы знал мореход, откуда вернуться
   Должно ему и где поворот его ожидает.
   Жребий места кораблям указал. На корме возвышаясь,
   Золотом блещут вожди и нарядов пурпуром ярким.
   Тополя свежей листвой увенчались гребцы молодые,
   135 Плечи нагие блестят и лоснятся, маслом натерты.
   Все сидят на скамьях и руки держат на веслах,
   Знака ждут, замерев; лишь в груди трепещет, ликуя,
   Сердце и бьется сильней, одержимое жаждою славы.
   Громко пропела труба – и немедля с места рванулись
   140 Все корабли, и соперников крик взвился в поднебесье.
   Рук не жалея, гребцы разметают пенную влагу,
   Тянется след за кормой, расступаются воды под килем,
   Гладь рассекают носы кораблей и длинные весла.
   Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,
   145 Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,
   Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,
   К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы.
   Криком и плеском рук между тем ободряли любимцев
   Зрители, шум голосов по лесистому несся прибрежью
   150 И возвращался назад, от холмов отражаясь окрестных.
   Первым несется средь волн Гиас, остальных обогнавший,
   Вслед ему крики толпы летят; за ним поспешает
   Грузный Клоанта корабль; хоть гребцы на нем лучше, но тяжесть
   Ход замедляет его. И на равном от них расстоянье
   155 Сзади «Кит» и «Кентавр» обойти друг друга стремятся:
   То «Кентавр» впереди, то «Кит» его обгоняет
   Мощный, то рядом они бок о бок мчатся, и вместе
   Длинные кили судов бороздят соленую влагу.
   «Сцилла» с «Химерой» меж тем приближались к утесу и мете.
   160 Тут Гиас, что всех впереди летел, побеждая,
   Громким голосом так Меноту-кормчему крикнул:
   "Что же ты правишь в обход? Поворачивай к берегу ближе,
   Влево бери, чтоб утес задевали лопасти весел.
   Пусть другие идут в открытое море!" Но кормчий
   165 Вывел корабль на простор, подводных скал опасаясь.
   Снова воскликнул Гиас: "Да куда же ты правишь, упрямый?
   К скалам сверни!" – а меж тем озирается сам на Клоанта:
   Сзади Клоант нагонял и дорогу срезать старался.[598]
   Вот, между гулкой скалой и огромным судном Гиаса