И у ворот городских толпой теснятся лаврентцы.
 
   В это мгновенье с холма, что зовется ныне Альбанским, —
   135 Встарь же ни имени он не имел, ни почета, ни славы, —
   Дочь Сатурна поля оглядела с вершины, и оба
   Войска враждебных на ней, и город владыки Латина.
   Турна сестре сказала она, богиня – богине,
   Властной над влагой озер и о звонких пекущейся реках,
   140 Ибо возвысил ее священной почестью этой,
   Девство похитив у ней, повелитель высокий эфира:
   "Нимфа, потоков краса, моему любезная сердцу,
   Ведаешь ты, что тебя среди жен латинских, деливших
   Ложе, постылое мне, с Юпитером великодушным,
   145 Я отличила одну, наградив небесным уделом.
   Знай же, что горе тебе грозит, и меня не кори им:
   Прежде казалось мне, что не враждебны Фортуна и Парки
   Лация делу – тогда я хранила твой город и Турна,
   Ныне же храбрый вступил с судьбой в неравную битву.
   150 Паркой назначенный срок и десница врага уже близки.
   Я не в силах смотреть ни на их договор, ни на битву.
   Если отважишься ты ради брата хоть что-нибудь сделать, —
   Действуй, пора! Быть может, придет к злополучным удача!"
   Этим богини словам отвечала слезами Ютурна,
   155 Дважды и трижды рукой в благородную грудь ударяя.
   "Плакать не время, спеши, – говорит царица Юнона, —
   Брата, коль способ найдешь, попытайся вырвать у смерти,
   Вновь их сражаться заставь и разрушь союз заключенный.
   Я отвечаю за все". И покинула нимфу Юнона,
   160 Дух колебаньем смутив и ранив сердце печалью.
 
   Тою порой показались цари: в колеснице четверкой
   Едет могучий Латин, и венец на челе его блещет
   Яркий, о дважды шести лучах золоченых, – отличье
   Внуков Солнца;[958] и Турн белоснежной парою правит,
   165 Две в руке у него с широкими жалами пики.
   Вот и родитель Эней, зачинатель племени римлян,
   Звездным сверкая щитом, небесным доспехом сверкая,
   С ним Асканий – второй залог величия Рима, —
   Лагерь покинув, идут; облаченный в белое платье
   170 Жрец поросенка ведет и овцу, не знавшую стрижки,
   В жертву богам, к алтарям, где пылает жаркое пламя.
   Взоры очей обратив восходящему солнцу навстречу,
   Головы жертв посыпают цари соленой мукою,
   Метят их острым клинком и творят на алтарь возлиянье.
   175 Благочестивый Эней с мечом обнаженным взмолился:
   "Солнце в свидетели я призываю и Лация землю,
   Ради которой труды и невзгоды я тяжкие вынес!
   Ты, всемогущий Отец, с твоей сестрой и супругой,
   К нам благосклонной теперь по молитвам моим! Ты, родитель
   180 Марс, прославленный бог, в чьей власти битвы и войны!
   Будьте свидетели мне и вы, Родники и Потоки,
   Вы, божества, сколько есть вас в морях и высоком эфире!
   Если жребий отдаст авзонийскому Турну победу,
   В город Эвандра тогда пусть уйдут побежденные тевкры,
   185 Эти поля покинет мой сын, и впредь энеады
   Ваших не будут держав мечом мятежным тревожить.
   Если же судьбы пошлют победу нашему Марсу, —
   В это я верю, и пусть не обманут всевышние ветры, —
   Тевкрам я подчинять италийцев не стану и царской
   190 Власти искать для себя: пусть не будет никто побежденным,
   Пусть неразрывный союз равноправные свяжет народы.
   Я лишь богов и святыни вам дам. Пусть торжественной властью
   Тесть мой владеет, Латин, на войне и в мире, – для нас же
   Тевкры град возведут, и Лавиния даст ему имя".
   195 Так Эней говорил, и Латин вослед ему молвил,
   К небу взор устремив, простирая руки к светилам:
   "Теми же я клянусь Землей, Светилами, Морем,
   Януса ликом двойным и чад Латоны четою,
   Силой подземных богов и святилищем крепкого Дита!
   200 Мне да внемлет Отец, освящающий молнией узы![959]
   Вы, божества и огни алтарей, которых касаюсь,
   Мне свидетели: мир и союз нерушим для латинян,
   Что б ни случилось, вовек. Никакая сила отныне
   Волю не сломит мою, – пусть бы даже в потопе смешались
   205 Волны и суша и свод небес обрушился в Тартар, —
   Так же, как этот жезл (был жезл в руке его правой)
   Тени не даст никогда, не оденется легкой листвою,
   После того как, в лесу со ствола материнского срезан,
   Соков лишен, потерял под ножом он и кудри и ветви,
   210 Некогда сук, но теперь рукой искусной оправлен