и.
     Слетелись к Чудо-горе со всех четырех сторон света стоустые сестры. И 
укаждой сестры  одно и то же имя: Молва. Все слетелись, какие ни есть. И еще,
и еще летят,  несутся на всех земных ветрах, и такая их тьма, что от края 
докрая заполнили небо над Счастливой Аркадией. Облакам и  тем некуда выбежать.
Куда  ни  взглянешь  --  кругом  Молва   да  Молва,  да  Молва...  Налетели,
заторопились,  заговорили  все  разом, замахали  все  разом крыльями, 
задуливсеми ветрами, накинулись на  Чудо-гору,  подняли ее  --  и унесли под 
такуютысячеголосицу  за  край земли, туда,  куда Ветер-Борей  стужи не занесет: 
вдальнюю Гиперборею, за сад Гесперид.
     Так не стало в  Счастливой Аркадии ни Чудо-горы,  ни Плеоны, сходящей 
снеба,  ни титана Атланта. А на том месте, где возвышалась Чудо-гора, 
осталсямеж горных хребтов пустой котел, и в нем варились туманы.
     Не  дошла весть  об исчезновении Чудо-горы до Атланта.  Не знал он, 
чтоуже  нет в  Аркадии Чудо-горы. Но как-то  поглядел Атлант  одним  глазом  
заокеан.
     И увидел  он  вдруг  за  океаном свою  родную Чудо-гору -- увидел  и 
неузнал.
     Не ласкались к ней  ветерки,  не звенели на ней ключи и листва, не 
пелиптицы, не  рыскали звери, не шелестели травы. Безмолвно, недвижимо стояли 
ееголые леса, и бестравные луга, и застывшие воды. Только туманы клубились, 
тоскрывая  ее от глаз, то вновь  открывая,-- словно она не Чудо-гора, а 
могилаАтланта.
     И вспомнил Атлант, как прорицала ему некогда 
Гея-Земля:     "Будет могуч Атлант. Но Атлант не сильнее Ананки-Неотвратимости".
     -- Так вот какова ты, 
Ананка!     Когда Атлант  жил  в Счастливой Аркадии, был он мудрой душой  
доверчивопрост, и часто говорил ему дремуче-угрюмый Тайгет: "Берегись, Атлант, 
самогосебя. Страшнее Сторуких тартара каждый  сам себе. Слишком  широко  ты 
открылглаза перед миром, распахнул ворота  души. Вынесут из них воры твою 
титановусилу. Мудр  ты, да прям.  А кто прям, тот упрям,  знать не хочет, что  
частокривые  пути короче прямых.  Взгляни  на  меня:  весь  я  в  рогатках  да  
вщелях-теснинах;   прищурился,  ощетинился.   Подступи-ка  ко   мне   --   
непорадуешься! А зато  внутри  у меня, в  местах потаенных,  пастбища вольные,
ковры на лугах: нежься! А у тебя, куда ни взглянешь, все исполины, словно 
напоказ: и кедры, и воды, и кручи, и скалы...  Ка-ак рухнут! Берегись, Атлант,
своей мощи".
     Склонив  голову под  тяжестью  неба,  чуть покачивается  Гора-Человек 
игрезит в  дреме. Что  теперь  осталось ему,  титану? Думы  и  сны. И  
грезитАтлант, Гора-Человек,  и  думает  думы. Погружает  он  думы на дно  
морское.
Возносит их до  звезд. И понял Атлант, что думу можно любить  и что  с 
думойникто не  одинок. И, полюбив думу, полюбил он и звезды, и глубь морей. И 
чемглубже понимал, тем глубже любил.
     Так постиг Атлант, что  дума  есть тоже жизнь, и такая большая, как  
онсам --  Гора-Человек.  Но нужны для  дум голоса живой жизни. В мертвой 
жизнидумы  мертвеют.  Станут, как  камни,  тяжелыми.  И сам  
Атлант-Небодержательокаменеет.
     И, озирая мертвый мир, грезил тогда Атлант о былой жизни.
     Снилась  ему в сумраке дней  далекая  Аркадия, снилась река  Ладон и 
ееюный титан --  тоже  Ладон, сын древнего  морского  титана Форкия. Бывало, 
ввеселое  половодье, когда высоко  вздымалась  река и юный  Ладон,  выйдя  
поколено  из  вод,  садился рядом  с  Атлантом,  прислонясь  спиной  к  
склонуЧудо-горы, и обнимал широко распахнутыми руками дубы  и буки-великаны,-- 
каксмеялись тогда оба титана. Атлант и Ладон, под небом Счастливой 
Аркадии!     Говорил Атлант 
Ладону:     "Ты многоводен, Форкид, и, как тартар, глубок. Моешь в тартаре 
ноги".
     И отвечал Ладон 
Атланту:     "Так, Япетид: я, Ладон, глубок, как тартар. Мою в тартаре ноги".
     И  смеялись  оба  титана  над  шуткой.  Разве  может  быть  тартар  
подСчастливой 
Аркадией!     А  в звездные  ночи думал  Атлант  над  черными водами  океана о  
своихдочерях, о звездных девушках -- веселых Плеядах.
     Любовался, бывало,  ими  Атлант,  как они девичьей  гурьбой носились 
погорным тропам, по  краю.  ущелий, вперегонки с золоторогой подругой -- 
ланьюАртемиды, как перескакивали через пропасти, с вершины на вершину, со 
звонкимпризывом:  "О-е-го!  О-е-го!"  Где только не бывали  они! В какой 
дубраве, 
вкакой чаще... От каких зверей уходили! За какими гонялись!..
     Но  раз  погнался за  Плеядами  Истребитель зверей  --  великан  Орион,
прозванный Звездным  Охотником, беспощадный  красавец.  Только  звезды  
ночиравны красотой Ориону. Ему бы и гоняться за звездами.
     Не рука ли  Кронида направила его?  Побежали Плеяды, все семь.  
Несутсячто есть силы, все быстрее и быстрее  бегут.  А Охотник за ними, все 
ближе 
иближе... Так бегут, что  только видно мерцание над землей в летучем воздухе,
а девушек нет. И сверкает вслед за мерцанием беспощадной красотой Орион.
     Что  за  бег по  Чудо-горе?  Стояла  еще  тогда  Чудо-гора  в  Аркадии.
Пронеслись  Плеяды  через  каменный  кряж,  понеслись  по  волнам  моря,  
полибийским  пескам, все  мимо да мимо, все дальше и дальше, и  вот уж