|
том, что он оказался в плену и попал в Рим вместе со своим сыном Карадавком
(которого ради благой цели стали отождествлять с реальным историческим
Каратаком) и прочими членами своего семейства, и провел там целых семь лет.
За это время он успел принять христианскую веру и по возвращении на родину
усердно принялся проповедовать ее в Британии. Ни его сын Карадавк, ни
единокровный брат Манавидан не пошли по его стопам, зато их потомки
последовали примеру деда. Все сыновья Карадавка стали святыми, а его дочь
Эйген, ставшая женой вождя по имени Кэр Саррлог (Старый Сарум), вообще стала
первой женщиной Британии, причисленной к лику святых. Ветвь Манавидана же
оказалась не столь щедрой на святость. Его сын и внук так и остались
язычниками, зато правнук приобрел широкую известность, став христианским
святым - св. Дифаном, которого папа Елевферий назначил епископом Уэльским и
который впоследствии принял мученическую кончину в Мертир Диван. После этого
линия святости среди потомков Ллира получила дальнейшее развитие. Но там
встречаются имена персонажей, явно неуместных в ней: таковы Мабон, этот
бывший галльско-британский Аполлон, а также Герайнт и прочие приближенные
двора короля Артура[1].
[1] Генеалогии и семейные связи святых острова Британия приведены в
одном из разделов манускрипта Йоло. Эти списки были скопированы в 1783 году
неким Йоло Морганвгом из Длинной книги Томаса Трумэна из Пантлливидда в
приходе Ллансаннор в долине Вэйл Гламорган.
Представление о том, что христианство, как и все прочие благие дары,
происходит из кельтского Гадеса (Аида), получило настолько широкое
распространение, что сомневаться в этом считалось чуть ли не грехом. Однако
свидетельства историков классической античности говорят об обратном. Тацит
подробно излагает родословную Каратака, рассказывая о том, как он, а также
его жена, дочь и брат были поодиночке допрошены самим императором Клавдием,
но даже не упоминает о его предполагаемом отце - Бране. Более того, Дион
Кассий называет его отцом Кунобелина, то есть шекспировского Кимбелина,
который, добавляет рассказчик, умер задолго до того, как римляне впервые
появились в Британии. Таким образом, все достоверные исторические
свидетельства говорят против того, что Бран мог быть одним из первых
проповедников веры Христовой на земле Британии. Он был и остается все тем же
мрачным древним богом войны и смерти, и прозвище Блаженный дали ему его
верные почитатели-язычники, в особенности - барды, которые, по всей
вероятности, стали называть его Бендигейд Вран. Упорство последних и
побудило их не менее упорных противников, христианских клириков, перетянуть
Брана на свою сторону и поспешно канонизировать его в качестве христианского
святого.
Ничуть не проще обстоит дело и с сестрой Брана, Бранвен по прозвищу
Прекрасная Грудь. Богиням, как оказалось, было легче выдержать этот сложный
процесс, чем богам. Свидетельство тому - "святая" Бригитта, эта "Мария
Гэльская". Британская Афродита, под именем Бринвин или Двинвин, была святой
покровительницей влюбленных. Еще в середине XIV века ее алтарь в
Лландвинвине, что в Англси, был излюбленным прибежищем несчастных влюбленных
обоего пола, молившихся перед ее образом о ниспослании взаимности или о
даровании забвения и исцеления от страсти. А чтобы вернее добиться нужного
результата, монахи из местной церкви продавали здесь склянки с летейской
водой забвения, взятой из священного источника. По свидетельству манускрипта
Йоло, она, уже успев принести обеты вечного безбрачия и сохранения девства,
воспылала любовью к молодому вождю по имени Мэлон. Однажды ночью, когда она
горячо молилась, умоляя господа вывести ее из затруднительного положения, ей
было ниспослано видение. В нем ей предлагался кубок сладкого вина, который
должен был даровать ей забвение. Затем она увидела, что это же сладкое
лекарство было предложено и Мэлону, отпив которого он превратился в глыбу
льда. Как оказалось, в награду за веру ей были посланы сразу три дара.
Первый из них заключался в том, что она и только она могла вернуть Мэлона из
ледяного оцепенения. Вторым даром было то, что у нее раз и навсегда пропало
всякое желание выходить замуж. А третий состоял в том, что отныне она
предлагала свое заступничество всем искренне любящим, обещая либо склонить к
ним сердце предмета их страсти, либо навсегда исцелить от нее.
С этого времени ее алтарь и источник возле него и пользуются широкой
известностью, но влюбленные давно перестали стекаться туда, и
чудодейственный родник занесло песком. Тем не менее к ней, прозванной
валлийскими бардами "святой любви", время от времени приходили несчастные
влюбленные. Молодые девушки из окрестных деревень обращались к ней с мольбой
о помощи, когда все другие средства оказывались бессильными. А вода из
колодца возле церкви считалась вполне достойной заменой чудодейственной
влаги из давно пересохшего и забытого источника...
Разительным контрастом этой легкой победе над древним язычеством служит
упорное сопротивление насильственной христианизации, которое проявил Гвин ап
Нудд. Правда, по свидетельству манускрипта Йоло, некий монах внес его имя в
число сподвижников "Брана Блаженного", однако сделано это было настолько "не
всерьез", что даже сегодня читателя не оставляет ощущение, что старинный
автор этого эпизода сам стыдится содеянного им. Слава Гвина в качестве
могущественного правителя фей оказалась слишком живучей, чтобы попросту
отмахнуться от нее. Даже Спенсер в своей "Королеве фей", называя его не
иначе, как "добрый сэр Гайон... в коем видна благородная сдержанность,
|
|