пустила его переночевать.
Добрая женщина объяснила, что мужа ее нет дома, а хорошей жене не пристало 
пускать в дом незнакомцев в отсутствие хозяина. Токиёри не только не был обижен 
таким ответом, но, несмотря на то что ему предстояло провести эту ночь в снегу, 
очень обрадовался, что еще встречаются такие добродетельные женщины. Но не 
успел Токиёри отойти от хижины далеко, как услышал, что его окликает мужской 
голос. Токиёри остановился и увидел, что какой-то мужчина машет ему рукой.
Мужчина объяснил, что он – муж той женщины, от которой только что ушел Токиёри, 
и радушно пригласил его, приняв регента за странствующего монаха, вернуться с 
ним в дом и не отказываться от его скромного гостеприимства.
Когда Токиёри усадили в маленькой хижине, перед ним поставили скудные припасы, 
а поскольку тот с утра ничего не ел, то воздал должное безыскусному угощению. 
От наблюдательного Токиёри не ускользнуло, что ему подали не рис, а всего лишь 
просо – видно, хозяева были действительно очень бедны, тем не менее щедры, и 
эта щедрость тронула сердце Токиёри. Но это было еще не все. Закончив трапезу, 
все собрались погреться у очага, но огонь быстро угасал из-за нехватки дров. 
Щедрый хозяин заглянул в сундук, где хранил дрова, но увы! Там было пусто. Без 
колебаний мужчина вышел в засыпанный снегом сад и принес три бонсая, карликовых 
деревца, – сосну, сливу и вишню.

Во все времена в Японии бонсаи ценились высоко. Выращивание карликовых деревьев 
требует много времени и тщательного ухода, и японцам они милы за свой возраст
[75]
и неповторимую красоту. Но, несмотря на протесты Токиёри, хозяин разломал свои 
маленькие растеньица и бросил их в очаг, где сразу же весело разгорелся огонь.

Этот поступок, который вряд ли бы оценил европеец, возбудил любопытство Токиёри.
 Тот факт, что хозяин скромной хижины оказался владельцем таких ценных деревьев,
 явно говорил о том, что этот щедрый человек стал крестьянином не по 
происхождению, а вынужден был стать им под влиянием каких-то жизненных 
обстоятельств. Предположение регента оказалось верным, и хозяин неохотно 
рассказал, что его имя – Сано Гэндзаэмон Цунэё и что он в прежние времена был 
самураем. Ему пришлось заняться земледелием в наказание за неблаговидный 
поступок одного из своих родственников.
Токиёри сразу же вспомнил имя этого самурая и предложил ему обратиться с 
прошением о восстановлении своих прав. Но Сано сказал, что, поскольку добрый и 
справедливый регент умер (так он думал), а его преемник слишком юн, подавать 
прошение более чем бесполезно. Тем не менее он продолжал объяснять 
заинтересованному слушателю, что в случае объявления сбора воинов он первым 
явится в Камакуру. Именно мысль о возможности когда-нибудь быть полезным своей 
стране смягчала горечь дней, проведенных им в нищете.
Разговор, занявший в нашем пересказе всего несколько строк, на самом деле 
длился всю ночь до наступления нового дня. И когда утром открыли ставни, им 
предстала картина заснеженного мира, освещаемого ярким зимним солнцем. Прежде 
чем снова отправиться в путь, Токиёри тепло поблагодарил хозяина и хозяйку за 
гостеприимство. И уже после того, как этот приятный гость ушел, Сано вдруг 
вспомнил, что забыл узнать его имя.
Случилось так, что следующей весной правительство призвало воинов в Камакуру. 
Как только Сано услыхал эту радостную весть, он тут же собрался в дорогу, чтобы 
исполнить свой долг. Его доспехи сильно потрепались, алебарда покрылась 
ржавчиной, а лошадь была в очень плохом состоянии. Среди блистательных воинов, 
собравшихся в Камакуре, Сано имел жалкий вид. Многие из них отпускали в адрес 
Сано весьма нелестные замечания, но тот молча сносил такое оскорбительное 
высокомерие. Его жалкая фигура бросалась в глаза среди сверкающих рядов 
самураев. Тут к ним подъехал верхом на прекрасном коне глашатай со знаменем, на 
котором был изображен фамильный герб регента. Громко и ясно глашатай возвестил, 
что его господин желает видеть воина в самых потрепанных доспехах. Сано с 
тяжелым сердцем повиновался приказу. Он думал, что регент хочет выразить свое 
недовольство по поводу его появления в столь пышном собрании в таком убогом 
снаряжении.
Бедняк Сано был удивлен оказанным ему сердечным приемом, но еще больше его 
удивило, что, когда слуга раздвинул сёдзи в соседнюю комнату, он увидел самого 
регента Саймёдзи Токиёри, кто оказался не кем иным, как тем самым монахом, что 
когда-то нашел приют в маленькой хижине Сано. Токиёри тоже не забыл, как хозяин 
сжег в очаге карликовые деревья – сосну, сливу и вишню. В награду за 
бескорыстную жертву, которая была с готовностью принесена Сано, Токиёри повелел 
вернуть ему те тридцать деревень, что были отобраны у него. Но это было лишь то,
 что принадлежало Сано по праву, и Токиёри пришла удачная мысль подарить этому 
верному воину вдобавок еще три деревни с названиями Мацу-иду, Умэда и Сакураи. 
«Мацу», «умэ» и «сакура» – так по-японски будет «сосна», «слива» и «вишня».

Влюбленные сосны



Уже недалек рассвет,
Всюду белый иней ложится,
Но кажется, ветви сосны
Стали еще зеленее.
Каждым вечером, в поздний час,