какой-либо основной философской системы. Дзэн претендует на родство с буддизмом,
 но все буддийские учения, содержащиеся в сутрах и шастрах, с точки зрения дзэн 
не больше чем макулатура, польза которой состоит лишь в том, что с ее помощью 
можно только смахнуть пыль с интеллекта, но не больше. Не думайте, однако, что 
дзэн — это нигилизм. Всякий нигилизм — это самоуничтожение, не имеющее конца. 
Негативизм разумен как метод, но высшая истина — это утверждение. Когда говорят,
 что дзэн не имеет никакой философии, что он отрицает всякий авторитет, что он 
отбрасывает всю так называемую „священную литературу“, не следует забывать, что 
в самом этом отрицании уже содержится нечто совершенно положительное и 
бесконечно утверждающее.




Полководец — дух дверей. Китайская народная картина из коллекции академика В. М.
 Алексеева.


Это не религия в популярном понимании, так как в дзэн нет бога, которому можно 
было бы поклоняться, нет также никаких церемониальных обрядов, ни земли 
обетованной для отошедших в мир иной, и, наконец, в дзэн нет также такого 
понятия, как душа, о благополучии которой должен заботиться кто-то посторонний, 
и бессмертие которой так сильно волнует некоторых людей. Дзэн свободен от всех 
этих догматических и религиозных затруднений.
Дзэн не имеет дела ни с утверждением, ни с отрицанием. Когда что-либо 
отрицается, то само отрицание уже включает в себя противоположный элемент. То 
же самое может быть сказано и об утверждении. В логике это неизбежно. Дзэн 
стремится подняться выше логики и найти высшее утверждение, не имеющее антитезы.
 Поэтому дзэн не отрицает бога, не утверждает его существования, так что в дзэн 
нет такого Бога, к которому привыкли еврейские и христианские умы. Дзэн в 
равной мере не является ни религией, ни философией.
Что касается тех различных изображений и статуй будд, бодхисаттв и других 
существ, которые можно встретить в храме дзэн, — это не больше чем куски дерева,
 камня или металла. Я их могу сравнить с прекрасными цветами в своем саду. Я 
могу выбрать, например, камелии в полном цвету и поклоняться им, если захочу, — 
дзэн вполне допускает это. В таком поклонении нисколько не меньше религии, чем 
в поклонении статуям различных буддийских богов, а также в ритуале омовений 
святой водой или символического вкушения плоти и крови Христа. Все эти 
церемонии считаются большинством так называемых „религиозных людей“ чем-то 
похвальным и священным, но в свете дзэн — это условности. Дзэн берет на себя 
смелость заявить: безупречные йоги не погружаются в нирвану, а нарушающие обет 
монахи не попадают в ад. Для обыкновенного ума это стоит в противоречии с 
общепринятыми законами морали, но здесь также заключается истина и жизнь в дзэн.
 Дзэн — это дух человека. Дзэн верит во внутреннюю чистоту этого духа и его 
божественность. Все, что неестественно прибавляется или с силой вырывается, 
вредит целостности духа. Поэтому дзэн решительно против всяких религиозных 
условностей. Его религия, однако, налицо. Тот, кто поистине религиозен, с 
удивлением обнаружит, что, в конце концов, в варварских утверждениях дзэн 
содержится так много религии. Но сказать, что дзэн — это религия в том смысле, 
как ее понимают христиане или мусульмане, будет ошибкой».

Дзэн-буддизм (или чань-буддизм — в дальнейшем будем придерживаться китайского 
наименования) представляет собой «предельную форму» буддизма. Согласно учению 
чань-буддизма, нет необходимости думать о грядущем, стараться стать 
бодхисаттвой и совершать для этого аскетические подвиги; Будда — всегда и везде,
 вокруг человека и в нем самом. Поэтому следует жить здесь и сейчас, искать 
Будду в себе и в окружающем мире — отказываясь при этом от чрезмерного 
«умствования», от книжной мудрости, от интеллектуального анализа, который не 
способен проникнуть в глубь мироздания. Нужно уметь жить, понимать жизнь, 
воспринимать ее во всей полноте — и тогда придет просветление, подобное 
озарению
(яп.
сатори).
[94]
Все прочее — шелуха, прах, который следует поскорее отряхнуть; как учил 
проповедник чань монах Исюань: «Убивайте всех, кто стоит на вашем пути. Если 
встретишь Будду — убей Будду. Если встретишь патриарха — убей патриарха, если 
встретишь лоханя — убей лоханя». Иначе говоря, ничто не свято и не имеет цены 
«перед лицом великого сосредоточения и индивидуального просветления» (Л. С. 
Васильев). Н. В. Абаев приводил и другие примеры «чань-буддийского нигилизма»: 
«При всем при том необходимо иметь в виду, что собственные святыни, собственные 
идеи, обряды и институты сакрального характера чань-буддисты высмеивали и 
подвергали другим формам отрицания в гораздо большей степени, чем конфуцианские,
 и в этом заключается, пожалуй, самое существенное отличие чаньской 
психокультуры от даосской. Если ранние даосы эпатировали в основном 
конфуцианские ценности и мотив самоотрицания был развит в даосизме не столь 
сильно, то в чань-буддизме он стал одной из самых ведущих, устойчивых и 
характерных черт психокультуры, и в этом смысле она гораздо ближе к архаическим 
традициям, в том числе к народному празднику, чем к какому-либо развитому 
традиционно китайскому учению. Мотив ритуального срамословия божества и