39

Перевод Л. Е. Померанцевой.



40

Перевод Э. М. Яншиной. В переводе А. А. Штукина, в котором точность принесена в 
жертву «лиричности» и ритмике, этот гимн называется «Ода о Государе-Зерно».



41

Древние китайцы различали души по (она появлялась в человеке в момент зачатия) 
и хунь (входила в человека с его первым вдохом). Душа по после смерти человека 
уходила вместе с ним в могилу и превращалась в душу гуй, для которой в могилу и 
клались все предметы, необходимые для «адекватного» посмертного существования. 
Если предметов было достаточно, а родственники покойного регулярно совершали 
жертвоприношения, душа гуй оставалась спокойной. В противном случае, как 
считалось, она могла озлобиться и причинить вред как родственникам, так и 
посторонним людям. Душа хунь после смерти человека возносилась на небо и 
превращалась в духа шэнь. Впоследствии из этого «разделения» душ сформировалось 
деление духов на злых (гуй) и добрых (шэнь). По замечанию Л. С. Васильева, 
«особое внимание к духу шэнь было уже в древности, причем считалось, что именно 
эта душа, попадая на небо, становится там чем-то вроде посредника между людьми 
и сверхъестественными силами. Соответственно с приписанными этой душе важными 
функциями сфера ее распространения оказалась достаточно ограниченной. Простые 
люди вообще не имели души шэнь. Знатные после своей смерти имели душу шэнь, 
действовавшую на небе в зависимости от ранга ее обладателя на протяжении жизни 
одного или нескольких поколений. И только сам великий правитель, прямой потомок 
Шанди, имел право едва ли не на вечное пребывание на небе в качестве духа шэнь. 
Впоследствии эти правила несколько видоизменились, и духами шэнь подчас 
оказывались обычные люди, но далеко не все, а, как правило, незаурядные, 
проявившие себя в чем-либо и обожествленные после смерти».



42

От многих сохранились только имена.



43

Ср., например, высказывание китайского исследователя Го Можо: «Что касается 
мифов и преданий, то, к сожалению, в полном виде их сохранилось очень мало, 
причем они были фальсифицированы историками доциньского времени и двух ханьских 
династий». По замечанию Э. М. Яншиной, «плохую сохранность мифов ученые 
относили за счет рационалистической обработки и историзации мифологической 
традиции одной из философских школ древности — школой Конфуция. В этом вопросе 
как китайские, так и западные ученые преувеличивали элемент сознательной, 
намеренной обработки мифологической традиции и недооценивали значение 
спонтанных процессов развития самой мифологии, неизбежность ее трансформации и 
переработки».



44

Отражением мифологемы «вечного возвращения» выглядит следующий диалог из 
трактата «Луньюй»: «Цзы-чжан спросил: „Можно ли знать, что будет десять 
поколений спустя?“ Учитель ответил: „[Династия] Инь унаследовала ритуал 
[династии] Ся; то, что она отбросила, и то, что она добавила, — известно. 
[Династия] Чжоу унаследовала ритуал [династии] Инь; то, что она отбросила, и то,
 что она добавила, — известно. Поэтому можно знать, что будет при преемниках 
династии Чжоу, хотя и сменят друг друга сто поколений“».



45

М. И. Стеблин-Каменский в послесловии к русскому изданию исландского «Круга 
Земного» удачно назвал эту хронику «праисторией»: «В сознании средневекового 
исландца не было деления на рассказ о прошлом, отвечающий требованиям, которые 
предъявляются к истории как науке, и рассказ о прошлом, отвечающий требованиям, 
которые предъявляются к художественной литературе. Рассказ о прошлом был,