позиционно явьему богу, богу явленного мира противопоставлен древних
старый бог неявленного, скрытого мира, Чернобог-Велес. Если Збручский
столп был закопан в землю, то как раз трехликий властитель нижнего мира,
поддерживающий весь этот мировой столп, оказывался в буквальном и
переносном смысле невидимым “под землей”.

У словен приильменских, Волос-Велес, вероятно, выступал также под именем
Ящера или Волхова, почитание которого в период двоеверия на Руси
приходилось на 19 декабря - Николу Водяного.

Мифообраз северного бога-волхва, конечно, несколько иной, чем в Южной
Традиции. Местами устройства жертв Велесу и посвящений ему являлись
густые хвойные леса. Зачастую непролазные с покляпыми деревьями и
валежником, Велес волохат и любит мхи да лишайники, а также грибы,
возможно, ставили ему кумир или клали требы на развилке и перекрестках
трех лесных дорог. Три вечнозеленых дерева (часто сосны – отсюда и
"заблудиться в трех соснах") и муравейники – тоже знаки Велесовы. Если
на равнинной местности – то те же перекрестки, но с одиноким деревом или
камнем на них. Черный ворон или филин, кот, полоз или уж – все это
предвестники взгляда Велеса на язычника во время обряда. На капищах
Велеса могли висеть не только грамоты с письменами, как в легенде, а
также скотьи черепа или рога. Вероятно, и сам кумир Велесу увенчивали
“сатанинскими” козлиными или воловьими рогами, или кривой палкой.


    Геката, Макошь, Яга

Обратимся к архетипу Великой Матери древних славян, одно из имен ее —
Макошь.

Эта богиня наиболее часто поминается в поучениях против язычества, она
единственная из искусственного пантеона князя Владимира Святославича.

“И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ и постави кумиры на холму вне
двора теремнаго. Перуна древяна а главу его сребрену а оусъ златъ и
Хърса Дажьба и Стриба и Симарьгла и Мокошь...” [95]

“Еще и iныя идолы мнози бяху по iмени, оутъляд (Усладъ или Осладъ) или
осляд. Корша или хорсъ, дашуба или дажбъ. Стриба или стрибог симаргля
или семурглъ (семаергля или самарглъ). И макош iли мокошъ, им же бесом
помраченниi людие аки бгу жертвы i хваления воздаваху.” [96]

"Того ради не подобает хрстiаном игръ безовскых играти, иже ест
плясанie, гудба, песни мырскыя и жрътва идлъскаа, иже молятся огневи пре
овином и вилам и Мокошiи и Симу и Ръглу и Перуну и Роду и Рожаници" [97]

"... иные по оукранiамь молятся емоу проклятым болваном Переноу, Хорсоу,
Мокши, виламь..” [98]

В шестнадцатом веке в “Уставе преподобного Саввы” находим такой
исповедальный вопрос: “не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды, не
молилася ли вилам, или Роду и рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши,
пила и ела?” [99]

Имя и символика Макоши свидетельствуют, что она богиня всей Судьбы (кош,
кошт – судьба, слог “ма” может сокращенно обозначать слово “мать”),
старшая из триады прях — Доля, Недоля, Судьба. В позднее время, как
полагают, под именем Параскевы Пятницы она оставалась покровительницей
прядения и вообще женщин.

Монах Альберих из Трех Источников в своей “Хронике” XI века (по
сообщению А.Френцеля, 1712 г) писал: “II. 1003 г. Император Генрих…
подчинил себе винделиков, народ, граничащий с свевами. Эти винделики
почитали Фортуну; имея ее идол в знаменитейшем месте. Вкладывали ему в
руку рог, полный напитка, приготовленный из воды и меда…”

Может быть соотнесена с верованиями древних греков в прядильщиц судьбы –
Мойр, а так же с германскими пряхами судьбы – Норнами и Фригг – женой
Одина, прядущей на своем Колесе. В силу того, что богини – пряхи судьбы
в верованиях предстают по трое, также, вероятно, имела двух сестер или
ипостаси - счастливую судьбу — Среча, и несчастливую — Несреча.
Отголоски этого слышны в позднем русском фольклоре:

Сохранился намек на трех этих богинь в заговорах. В позднейшем
православном переложении этого образа, пряха — Матерь Божья. Вероятно, в
языческую пору она называлась бы Макошь (прядущая судьбу). В ряде
заговоров "от руды или крови (от поруба, пореза, кровавой раны)" [100]
упомянута только одна девица-пряха, причем в шести случаях из
одиннадцати она отождествлена с Пресвятой Богородицей. Например:

    "144. На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел горюч