д. Но все эти сладкие блюда были в основном привилегией знати (2).
 Для боярского стола характерным становится чрезвычайное обилие блюд — до 50, а 
за царским столом их число вырастает до 150-200. Огромны и размеры этих блюд, 
для которых обычно выбираются самые крупные лебеди, гуси, индейки, самые 
большие осетры или белуги — порой они так велики, что их поднимают три-четыре 
человека. Одновременно появляется стремление к украшательству блюд. Из пищевых 
продуктов сооружаются дворцы, фантастические животные гигантских размеров. 
Придворные обеды превращаются в помпезный, пышный ритуал, продолжающийся 6-8 ч 
подряд — с двух часов дня до десяти вечера, — и включают в себя почти десяток 
перемен, каждая из которых состоит из целой серии (иногда по два десятка) 
одноименных блюд, например из десятка сортов жареной дичи или соленой рыбы, из 
десятка видов блинов или пирогов (3).
 Таким образом, в XVII в. русская кухня была уже чрезвычайно разнообразна по 
ассортименту блюд (речь идет, конечно, о кухне господствующих классов). В то же 
время поварское искусство в смысле умения комбинировать продукты, выявлять их 
вкус стояло еще на весьма невысоком уровне. Достаточно сказать, что по-прежнему 
не допускалось смешивание продуктов, их измельчение, перемалывание, дробление. 
Более всего это относилось к мясному столу. Поэтому русская кухня в 
противоположность французской и немецкой в течение длительного времени не знала 
и не желала воспринимать различные фарши, рулеты, паштеты и котлеты. Старинной 
русской кухне оказались чужды и всевозможные запеканки и пудинги. Стремление к 
приготовлению блюда из целого крупного куска, а в идеале из целого животного 
или растения сохранялось вплоть до XVIII в. Исключением, казалось, были начинки 
в пирогах, в целых животных и птице, и в их частях — сычуге, сальнике. Однако в 
большинстве случаев это были, так сказать, готовые начинки, измельченные самой 
природой, — зерно (каши), ягоды, грибы (их тоже не разрезали). Рыбу для начинки 
только пластовали, но не измельчали. И лишь значительно позднее — в конце XVIII 
в. и особенно в XIX в. — уже под влиянием западноевропейской кухни некоторые 
начинки стали измельчать специально.
 Следующий этап в развитии русской кухни наступает на рубеже XVII и XVIII вв. и 
длится немногим более чем столетие — до первого десятилетия XIX в. В это время 
происходит радикальное размежевание кухни господствующих классов и кухни 
простого народа. Если в XVII в. кухня господствующих классов все еще сохраняла 
национальный характер и ее отличие от народной кухни выражалось лишь в том, что 
по качеству, обилию и ассортименту продуктов и блюд она резко превосходила 
народную кухню, то в XVIII в. кухня господствующих классов постепенно стала 
утрачивать русский национальный характер. Начиная с петровских времен русская 
знать и остальное дворянство заимствуют и вводят у себя западноевропейские 
кулинарные традиции. Богатые вельможи, посещавшие Западную Европу, привозят с 
собой иностранных поваров. Вначале это были большей частью голландские и 
немецкие, особенно саксонские и австрийские, затем шведские и преимущественно 
французские. С середины XVIII в. иностранные повара выписывались настолько 
регулярно, что скоро они почти полностью вытеснили кухарок и крепостных поваров 
у высшего дворянства.
 Одним из новых обычаев, появившихся в это время, следует считать употребление 
закусок как самостоятельного блюда. Пришедшие с Запада и дотоле неизвестные на 
русском столе немецкие бутерброды, французские и голландские сыры были 
совмещены со старинными русскими блюдами — холодной солониной, студнем, 
ветчиной, бужениной, а также с икрой, балыком и другой просольной красной рыбой 
в единую подачу или даже в особый прием пищи — завтрак. Появились и новые 
алкогольные напитки — ратафии и ерофеичи. С 70-х годов XVIII в., когда стал 
приобретать все большее значение чай, в высших кругах общества за пределы обеда 
выделились сладкие пироги, пирожки и сласти, которые были объединены с чаем в 
отдельную подачу и приурочены к 5 часам вечера.
 Только в первой половине XIX в., после Отечественной войны 1812 г., в связи с 
общим подъемом патриотизма в стране и борьбой славянофильских кругов с 
иностранным влиянием у передовых представителей дворянства начинает 
возрождаться интерес к национальной русской кухне. Однако когда в 1816 г. 
тульский помещик В. А. Левшин попытался составить первую русскую поваренную 
книгу, он вынужден был констатировать, что «сведения о русских блюдах почти 
совсем истребились» и поэтому «нельзя уже теперь представить полного описания 
русской поварни и должно удовольствоваться только тем, что еще можно собрать из 
оставшегося в памяти, ибо история русской поварни никогда не была предана 
описанию» (4). В результате собранные В. А. Левшиным по памяти описания блюд 
русской кухни не только не были точны по своей рецептуре, но и по своему 
ассортименту далеко не отражали всего действительного богатства блюд русского 
национального стола.
 Кухня господствующих классов и на протяжении первой половины XIX в. продолжала 
развиваться изолированно от народной, под заметным влиянием французской кухни. 
Но сам характер этого влияния существенно изменился. В отличие от XVIII в., 
когда происходило прямое заимствование иностранных блюд, вроде котлет, сосисок, 
омлетов, муссов, компотов и т. п., и вытеснение исконно русских, в первой 
половине XIX в. обозначился иной процесс — обработка русского кулинарного 
наследства, а во второй половине XIX в. начинается даже восстановление русского 
национального меню, правда, опять же с французскими коррективами.
 В России в этот период работает целый ряд французских поваров, радикально 
реформирующих русскую кухню господствующих классов. Первым французским поваром, 
оставившим след в реформе русской кухни, был Мари-Антуан Карем — один из первых 
и немногих поваров-исследователей, поваров-ученых. До приезда в Россию по 
приглашению князя П. И. Багратиона, Карем был поваром английского 
принца-регента (будущего короля Георга IV),